По горному склону, прочь от города, вдоль реки, сентябрьским днем; сиденья, покрытые пластиковыми чехлами, горячи, а воздух, свободно влетающий сквозь четыре больших окна, — холоден.
— Еще раз прочитай, что там, — попросил он сидящую рядом Роз.
— Литлвилл, — ответила Роз, даже не взглянув на записку, которая лежала на коленях. — Первый поворот налево после заправки. Еще ехать и ехать.
Пирс не путался и не терялся в пространстве, находясь за рулем. Получение прав совпало для него с кризисом, который могло разрешить только современное средство передвижения: Пирсу предстояло найти новый дом.
— Гляди в оба, — сказал он.
— Вот только не надо, — поморщилась Роз. — Ненавижу это выражение.
Владелец дома в Блэкбери-откосе, где жил Пирс, решил превратить свои владения в кафе и ремесленные лавки. Пирс думал, что вскоре в городе никто жить не будет, останутся только фасады, а все, что за ними, — на распродаже. Через месяц Пирсу предстояло съехать, а в городе он ничего подходящего не нашел. Только чудовищный, обитый сосновыми панелями «люкс» над вонючей кухней в «Дырке от пончика». Милое местечко для самоубийства, сказал он тогда Роз. Почему бы не поискать подальше от города? — ответила она; то же сказала и Роузи. Теперь, когда у него есть машина, он может жить где угодно.
— Первый налево, — ткнул пальцем Пирс.
— Пирс, этот — направо.
— А, точно!
Пирсу был хорошо знаком сон о Нахождении Квартиры, о переезде в более или менее достойные жилища, об укорененности и новом начале. Новое обиталище (его размеры и сущность постоянно менялись по мере обживания) всегда оказывалось со странностями: дармовая еда навалом, какая-то мерзость в ящиках, десятки отдельных комодов.
— Во-от, — сказала Роз. — Литлвилл, первый налево.
Литлвилл лежал вдоль Блэкбери в нескольких милях северней Откоса: городок без центра, если не принимать во внимание почту — странное здание из дикого камня — и баптистскую церковь, увеличенную копию домика из набора игрушечной железной дороги. Коттедж, который Пирс высмотрел в объявлениях «Дальвидского глашатая», вроде бы находится на территории большого владения. Этот, наверное. Пирс осторожно проехал между двумя каменными столбами ворот, похожими на въезды в Аркадии.
— Ух ты, — выдохнула Роз.
Подъездная аллея вела вверх, через поля некошеной травы, высокой и налитой, как пшеница, к большому оштукатуренному дому лимонного цвета. Коттедж глядел дружелюбно: закругленные карнизы, колпаки дымоходов, окна, густо украшенные лепниной.
— Вот это точно он, — сказал Пирс.
— Винтергальтер, — прочитала Роз на табличке, сделанной в виде двух симметричных шотландских терьеров.
Пирс оставил машину рядом с золотым яхтоподобным седаном, и они пошли к ближайшей двери, которую при их приближении открыл глубокий старик, гораздо ниже их ростом. В руке он держал серебряный револьвер, секунду спустя превратившийся в съемную насадку для садового шланга, только в форме револьвера.
— Да, — сказал он. — Дом все еще сдается. Зайдите на минутку.
Они прошли за ним. Старик поставил насадку на радиатор прямо у двери (позднее Пирс вспомнит «револьвер» как символ грядущих испытаний, уже для него заготовленных, но тогда ему все будет казаться знаками, рассудок примется находить их повсюду). Прошли в большую кухню, где царил кислый запах.
Мистер Винтергальтер говорил «мы», что предполагало наличие некой миссис Винтергальтер, командовавшей бесчисленными горшками и сковородами, что были развешаны на крючках, всей деревянной утварью, словно вытащенной из гробниц.
— Мы дом не задорого сдаем, — сказал старик, — и вот почему. Зимой мы собираемся во Флориду. Надоели эти холода. Тут кой за чем приглядывать надо — несложно совсем, — и хорошо знать, что здесь кто-то живет.
Он открыл дверцу шкафчика. На внутренней ее стороне бряцали десятки связок ключей. Мистер Винтергальтер выбрал одну, с древней отмычкой и тусклым латунным ключом от автоматического замка.
— Сейчас объясню, что и как, — произнес он при этом.
— А, ну конечно.
— Идемте сюда.
Старик провел их через кухонную дверь на парковку, где бок о бок стояли его и Пирсова машины.
— Маловата для двоих, — сказал он, обернувшись.
— Я на ней не… — пробормотала Роз.
— Просто решила прокатиться, — добавил Пирс. Мистер Винтергальтер, казалось, некоторое время изучал их, причем придирчиво, а может, это была всего лишь задержанная реакция: информация медленно добиралась до его сознания по древним каналам.
Хозяин загнал их в свою машину и сел за руль — один из числа стариков, с которыми Пирс спознался на дороге: такие, как он, утопают в салонах огромных автомобилей, едва выглядывают из-за приборной доски, продвигаются с динозавровой неспешностью.
— Кое-что объяснить нужно, — сказал мистер Винтергальтер. Он тронулся вниз по той же дороге, свернул налево, проехал дальше — небольшой вояж через луга, к полосе деревьев.
— Мы и правда у реки, — сказала Роз.
— А как же.
Домик был низкий, кряжистый, в такой же лимонной штукатурке, как и главное здание, чуть не впритык к темной линейке деревьев; явно здесь прежде жила прислуга. Мистер Винтергальтер остановился у входа, Пирс вышел.
Он знал это место.
— Слушай, — проговорила Роз.
Она стояла рядом. Неподалеку журчала и плескалась река — ее даже видно сквозь деревья и вольные заросли прибрежья. Пирс обернулся к зеленому склону; сквозь обсадистую сирень проглядывали трубы и крыша домика.
А с другой стороны коттеджа, он знал, была крытая веранда и узкая тропинка вниз, мимо сосен, к причалу, тому самому, где он привязывал лодку. Господи боже мой.
Мистер Винтергальтер, долго провозившись с замком, повернул отмычку в скважине и распахнул дверь.
— В прошлом году, — сказал он, — здесь никого не было. Так что здесь немного…
Старик отступил, обводя комнату рукой, похожей на птичью лапу.
Все наоборот: день вместо ночи, приглашение вместо взлома, но это лишь обострило воспоминания Пирса: как он вошел, как глядел на ночные лужайки. На полу комнаты ромбами лежал лунный свет — тогда, солнечный — теперь. Пирс обернулся к Роз: она тоже замерла, слегка приоткрыв рот, словно перед ее глазами была не одна лишь комната, но и скрытая сторона вещей; впрочем, она нередко так выглядит, да к тому же ни одного заговорщицкого взгляда. Неужели она все еще не вспомнила?
— Гостиная, — сказал проводник. — Эта мебель — пожалуйста, пользуйтесь.
В угол уткнулся свернутый коврик — точь-в-точь труп. Ну и ну, из всех домов — этот.
— Кухня.
— Ага.
— Вы-то сами готовите? У меня брат — шеф-повар. Столовая.
— Готовлю? Да, иногда.
Гостиная, в общем-то, мрачная, сырая, тесная и неудобная к тому же. Ванная комната располагалась дальше, и Роз прошла в ту сторону, оставляя за собой распахнутые двери. Вот — отворила самую дальнюю от ванной дверь.
— Посмотри-ка сюда, — сказала она. — Тайник.
В ту эпоху — что прояснится позже, при взгляде из будущего, когда ничто и никогда уже не будет прежним, когда только в снах и мгновенных озарениях возможно станет вспомнить, каким все было ранее, — в ту эпоху следствия поступков не содержались в них потенциально, а сами определяли обстоятельства, в результате которых случалось именно то, что случалось, совсем как в сюжетах старых фарсов.
Позапрошлым летом, ночью, еще до того, как Пирс переехал из города в деревню, он и Роз плыли на лодке вниз по реке, испещренной луною, и оба видели друг в друге кого-то, кем они не были. Они до сих пор так видели, а тогда — привязали маленькую весельную лодку к причалу, вломились сюда — собственно, даже ломать-то ничего не пришлось — и прошлись по домику, пахнущему мышами и нафталином, то и дело на что-нибудь натыкаясь. Наконец добрались до странной спальни, в которую можно было войти только через дверь, скрытую в стене ванной. Тайник, сказала Роз.