Лори окружила страдальца вниманием и заботой. Она приставила к нему сильного раба и опытную сиделку. Первые дни Лори часто навещала друга, подолгу сидела у его постели, развлекая рассказами о делах в поместье или просто пустой болтовнёй. Добыча, захваченная в последних набегах, лежала не разобранная, а о пленнице Лори и совсем забыла, пока о ней не напомнил сенешаль.
– Госпожа, – спросил он через несколько дней, – что делать с новой рабыней? Я отправил её в гарем, но она целыми днями плачет и почти не ест. Я не знаю, могу ли я её наказать или вы приобрели её для каких-то особых целей?
– О какой рабыне ты говоришь? – не поняла Лори.
– О девушке, которую вы привезли из последней поездки…
– А… И что она?
– Плачет и не ест. Так она скоро совсем потеряет всякую привлекательность и не будет ни на что годна.
– Ладно, давай её сюда. Я прочищу ей мозги.
Сенешаль удалился и вскоре вернулся с альганской девчонкой. Она была красиво одета и ухожена, но аккуратно подобранные волосы открывали бледное печальное лицо с припухшими от слёз глазами. Лори окинула пленницу внимательным взглядом, впервые рассмотрев её, как следует. Юная, красивая и пугливая, как лайм.
– Как тебя зовут? – сухо спросила Лори.
– Лила, госпожа… – еле слышно прошептала девушка, не поднимая глаз.
– Что ты делала в обозе?
– Меня везли в подарок одному вельможе из Олена.
– Так ты рабыня?
– Да, госпожа…
– Ты хорошо говоришь по-ассветски. Тебя обучали наукам?
– Да… Я росла в доме… Меня учили пению, танцам, музыке, стихоплетению и любовным наукам…
– Тогда, ты ценная рабыня… Почему же ты всё время плачешь? С тобой здесь плохо обращаются?
– Нет… Но… Я боюсь…
– Чего?
Лила задрожала и не ответила.
– Если ты не прекратишь лить слёзы и не начнёшь есть, я прикажу тебя выпороть, – с угрозой произнесла Лори.
Лила задрожала ещё сильнее, из её глаз снова закапали слёзы.
– Ты снова рыдаешь? – больше удивилась, чем рассердилась Лори.
– Простите, госпожа… Они сами… – девочка начала поспешно вытирать струящуюся по щекам влагу.
– Святые Небеса! – в раздражении всплеснула руками ассветка. – Что мне с тобой делать! Сенешаль!
– Да, госпожа! – поспешно вошёл в комнату слуга, ожидавший за дверью.
– Мне кажется, этой особе не хватает простой грубой работы на свежем воздухе и непритязательной пищи дворовых рабов. Отправь её в барак и найди какую-нибудь посильную работу. Может, на солнце её нервы окрепнут и слёзы высохнут.
– Как прикажете, госпожа. Ваше решение, как всегда, мудрое… – склонился в подобострастном поклоне сенешаль.
Родан поправлялся медленно, но всё же рана его успешно заживала. Он уже мог потихонечку ковылять по комнате, но чаще сидел в кресле на балконе, удобно обложенный мягкими подушками. Лори, больше не беспокоясь о его здоровье, занялась повседневными делами.
Как-то, посетив хозяйственный двор, она увидела там Лилу, которая, согнувшись, под лучами палящего солнца, пропалывала грядки вместе с другими дворовыми рабынями. Девочка выглядела неважно: измученная, исхудавшая, подурневшая. Подозвав сенешаля, Лори спросила:
– Как наша новенькая?
– Старается… Но слишком слаба и нежна для такой работы.
– Разве ты не мог устроить её в доме?
– То, что она умеет делать, в доме не требуется, а на огороде всегда не хватает рабочих рук.
– Переведи её в дом.
– На какую работу? Она умеет только петь и плясать.
– Ну и ладно… Я давно не слышала хороших песен. Пусть споёт мне.
В тот же вечер Лила вновь стояла перед госпожой. На этот раз она не плакала и не дрожала, по-видимому, работа на свежем воздухе таки пошла ей на пользу. В руках девочка держала китану – небольшой струнный инструмент с приятным звучанием.
– Какую песню вы хотите послушать, госпожа? – спросила она.
– Любую, на твой выбор. Я просто хочу послушать, как ты поёшь. Если мне понравится, я назначу тебя певицей, если нет – пойдёшь на кухню мыть горшки.
Эта угроза мало испугала девочку. Взяв в руки привычный инструмент, она почувствовала уверенность. Длинные нежные пальчики тронули струны, и, когда зазвучала мелодия, она запела чистым высоким приятным голосом.
Пение Лилы понравилось Лори, и она благосклонно улыбнулась.
– Будешь петь мне и господину Винанту. Ты знаешь много песен?
– Несколько десятков.
– А сочинять умеешь?
– Я не пробовала…