– Отчасти, – сказал я, подразумевая: не спеши с выводами.
– Это как? – Характерный оливеровский вопрос.
– Ну, прежде всего, поседел.
– Неужели? Кто это утверждал, что ранняя седина – первый признак шарлатана? Один из остряков и щеголей. – Он стал сыпать именами, но у меня не было желания выслушивать весь список.
– Кем только меня не называли, но обвинение в шарлатанстве явно беспочвенно.
– Ах, Стюарт, это же не о тебе лично, – сказал он, и я, пожалуй, ему поверил. – Такое обвинение, брошенное в твой адрес, не выдерживает никакой критики. Оно дырявое, как дуршлаг. Хоть процеживай в нем…
– Как насчет четверга? Просто до этого меня не будет в городе.
Он сверился с несуществующим ежедневником – я без труда распознаю такие уловки – и нашел для меня окно.
ДЖИЛЛИАН: Прожив с человеком некоторое время бок о бок, всегда понимаешь, если он недоговаривает, верно? И точно так же распознаешь, когда он не слушает или вообще предпочел бы уйти в другую комнату… и еще много чего.
Меня всегда умиляло, как Оливер копит новости, чтобы со мной поделиться, и заходит издалека, совсем по-детски, неся их перед собой в ладонях. По-моему, в этом отчасти проявляется его натура, а отчасти – нехватка впечатлений. Но одно я знаю наверняка: Оливеру хорошо удалась бы роль успешного человека; как ни смешно это звучит, она бы его ничуть не испортила. Я действительно так считаю.
Как-то раз сели мы ужинать. Оливер приготовил пасту с томатным, кажется, соусом.
– «Двадцать вопросов», – объявил он, и я сразу приготовилась слушать.
Мы пристрастились играть в эту игру – не в последнюю очередь потому, что она растягивает общение. Ну, у меня-то не бывает для Оливера такого количества рассказов, я весь день торчу в мастерской: то вполуха слушаю радио, то болтаю с Элли. В основном о ее проблемах с молодым человеком.
– Так-так, – сказала я.
– Угадай: кто сегодня звонил?
И я не задумываясь выпалила:
– Стюарт.
Действительно не задумываясь. Не задумываясь, в частности, о том, что сломала кайф Оливеру. Он посмотрел на меня как на мошенницу или предательницу. Не мог поверить, что ответ пришел мне в голову сам собой.
Повисла пауза, и через некоторое время Оливер недовольно спросил:
– Хорошо: какого цвета у него волосы?
– Какого цвета у Стюарта волосы? – переспросила я, как будто мы вели совершенно обыденный разговор. – Какие-то мышасто-каштановые.
– Неправильно! – вскричал он. – Уже седые! У кого сказано, что это первый признак шарлатана? Нет, не у Оскара. У Бирбома? У его брата? У Гюисманса? У старика Жориса-Карла?..
– Вы с ним виделись?
– Нет, – ответил он: не то чтобы торжествующе, но так, будто он опять главный; я пропустила это мимо ушей – зачем провоцировать лишние размолвки.
Оливер ввел меня в курс дела. Предположительно, Стюарт женился на американке, заделался бакалейщиком и поседел. Я говорю «предположительно», поскольку Оливер при сборе новостей не особо стремится к точности. Кроме того, он не выяснил существенные подробности: надолго ли приехал Стюарт, с какой целью, где остановился.
– «Двадцать вопросов», – повторно объявил Оливер. Его немного отпустило.
– Давай.
– Какие специи, травы и другие полезные добавки, питательные вещества или приправы я включил в этот соус?
С двадцати раз я не угадала. Наверное, не очень старалась.
А позднее задумалась: как это я сразу догадалась насчет Стюарта? И почему вздрогнула, услышав, что он женат? Нет, тут все не так очевидно. Одно дело – если он просто «женат»: стоит ли удивляться, тем более по прошествии десяти лет? И совсем другое – если он женат на американке: потому-то я и вздрогнула. Все это весьма туманно, но вдруг, на какой-то миг, все прояснилось.
– Почему именно сейчас? – спросила я в четверг, когда Оливер собирался в бар на встречу со Стюартом.
– Что значит «почему именно сейчас?». Уже шесть часов. А мы договорились на полседьмого.
– Да нет: почему сейчас? Почему Стюарт прорезался именно сейчас? После такого долгого отсутствия. Десять лет спустя.
– Думаю, помириться хочет. – (Не иначе как я вытаращилась на него с недоуменным видом.) – Как говорится, прощения ищет.
– Оливер, это мы перед ним виноваты, а не он перед нами.
– Да ладно, – безмятежно сказал Оливер, – много крови утекло с тех пор.
Потом он издал нечто похожее на клекот и захлопал крылышками-локтями, как цыпленок, – таким способом он обычно сообщает: «я полетел». Однажды я позволила себе заметить, что цыплята не летают, но он сказал, что в этом отчасти и заключена соль шутки.