Прошло более двадцати лет со дня окончания войны, и Майкл был поражен, что кому-то пришло в голову вспомнить об его участии в боях на русском Севере. Он позвонил брату.
Фред сделал блестящую карьеру в своем таинственном ведомстве, и сейчас курировал отдел, отвечающий за ядерное оружие. Он так и не женился, женщин сторонился, и являл собой отличный образчик типичного, помешавшегося на службе холостяка.
- А, - отмахнулся вездесущий брат,- англичане почему-то именно сейчас заговорили о своем участии в северных конвоях. До этого они об этом и не вспоминали, немало обижая своих ветеранов. Наверное, какой-нибудь чиновник наткнулся на твое имя в ведомости на зарплату! Ты там пробыл два месяца?
Майкл посчитал.
- Шесть месяцев, без нескольких дней.
- Не суть! Тогда награда нашла своего героя, потому что тебя должны были наградить ещё в сорок пятом! Впрочем, хорошо, что это происходит сейчас, а не двадцать или десять лет назад во времена разгула маккартизма, а то бы тебе пришлось в обнимку с этой медалью бежать из страны, как русскому шпиону!
Брат был прав. Майкл болезненно воспринял и речь Черчилля в Фултоне и антирусскую истерию пятидесятых. Неужели миру мало последней войны? Зная русских не понаслышке и с уважением относясь к этому народу, ему было смешно и больно слушать об их чуть ли не людоедском характере.
Кроме самых близких людей никто не знал, что он бывал в СССР, а Майкл не любил об этом распространяться. И вот, о его участии в той компании неожиданно вспомнили в Англии.
- Кстати, - жизнерадостно добавил брат,- я тоже лечу в Англию на конгресс физиков-ядерщиков. Везу одно юное дарование! Нас там набивается целый самолет, но если хочешь, прихвачу тебя с собой!
Майкл от такой чести отказался - вряд ли Памеле понравилось бы такое соседство. А что жена захочет его сопровождать, он не сомневался. С тех пор, как умерли Вормсли, Майкл в Англию не приезжал по весьма тривиальной причине - ему там нечего было делать!
Конечно, Фрейзер принципиально не дал даже пенни на бизнес Эдварда, но тот занял деньги у Кентсома и брата Памелы, открыл свой дом моды, и его дела пошли в гору. И теперь, когда Майкл видел вокруг себя толпы женщин разной комплекции и возраста, обряженные в мешкоподобные куцые платья выше колен, он горько констатировал, что его сын действительно способный модельер, раз стоял у истоков этой жуткой моды.
Тонкие кривые ножки с жиденькими коленками, торчавшие из-под коротенькой трапеции подола, едва ли были хуже отвратительно задравшихся на пышных задах подобий набедренных повязок. На то и дал Господь женщинам возможность носить длинные юбки, чтобы скрывать недостатки фигуры!
- Ты типичный ретроград и порядочный зануда,- отмахнулась от его замечаний Памела, но свои юбки предусмотрительно укоротила только до середины колена.
Эдвард знал, что отцу не нравится его занятие, но не слишком переживал по этому поводу. Они иногда перезванивались, делясь последними новостями, но не более. Пару раз сын навещал США - первый раз приезжал на похороны деда, во второй раз был проездом, направляясь на Западное побережье к брату.
Мэйбл, родив своему герцогу сына и дочь, тихо жила с мужем в его резиденции, где-то в сельском захолустье.
Но вовсе не своенравные детки были причиной того, что Майкл остерегался посещать Британию, а его любимая сестра Джил.
Марджори могла бы гордиться своей дочерью! Прожив двадцать лет жизни добродетельной матроной, она на пороге пятидесятилетия, как говорится, "пустилась во все тяжкие".
Ди Оливейра встал в позу и развода благоверной не дал, но Джил в нем и не нуждалась. Жозе очень быстро сменил какой-то боксер из Кубы, а потом даже ушлые газетчики и то перестали успевать за сменой любовников эпатажной дамы "немного за тридцать"!
Денег у неё было много, желания их тратить ещё больше, и она успешно наверстывала потерянное за годы брака с ди Оливейрой в залах казино и на модных вечеринках.
Майклу было больно смотреть на всё это. Почему-то чудачества и непристойные выходки Марджори вызывали в нем покровительственное снисхождение, а глядя на распутство Джил, он испытывал чудовищный стыд. Вот поэтому и старался держаться от сестрицы подальше, следя за её похождениями издалека и узнавая подробности только из газет.
Но за наградой все-таки пришлось вылететь в Англию. С мрачной покорностью судьбе он пристегнул ремни в салоне аэролайнера, слушая радостную болтовню Памелы:
- В Хитроу нас встретит Мэйбл и отвезет к Джо! А потом мы с ней пробежимся по магазинам, мой плюшевый барашек, а вы с братом узнаете о подробностях церемонии награждения. А ещё мы навестим кузину Фанни...
- Без меня!
- Но, дорогой, не будь таким букой!
- Лучше я буду букой, чем целый вечер слушать о феминистском движении. Я не разделяю её взглядов, и мне противна она сама по себе! И не понимаю, за что теперь борются женщины, когда даже случайное прикосновение к ним в автобусе адвокаты квалифицируют, как сексуальное домогательство?
Жена надулась, но Майкл не поспешил извиняться. Лучше как-нибудь потом, когда минует опасность встречи с мисс Крайс.
Мэйбл встретила отца и мачеху в зале аэропорта. Стрижка, узенькие короткие брючки красного цвета, желтая маечка-обдергайка и бирюзовый короткий жакет. Ни дать ни взять, пятнадцатилетняя девочка-подросток!
Майкл едва не плюнул с досады - Мейбл была богатой женщиной, да ещё женой герцога вдобавок, и неужели не нашла ничего лучшего в своем гардеробе, чем эти попугайные тряпки? С грустной ностальгией он вспомнил безупречную элегантность её матери. Единственный светлый момент в ранней смерти Хелен - она не видит, что вытворяет её дочь.
- Как муж, дети? - отрывисто поинтересовался он.
- Хорошо!
Вот и всё, что они могут сказать друг другу! Не так мечтал Майкл выстроить свои отношения с детьми.
По дороге в Лондон дочь, лихо выкручивая руль "Мерседеса" и обгоняя машины, болтала с мачехой о том, где можно купить хорошего качества свитера из английской шерсти. Как будто только ради этих никчемных тряпок родители пересекли Атлантический океан! И угрюмый Майкл, рассеянно слушая женский треп, ощущал себя старым и никому не нужным ворчуном, которого терпят только из жалости.
- Эдвин хотел с тобой увидеться, папа!
"Эдвин? Это ещё кто? И почему он хочет со мной увидеться?" - удивился Фрейзер.
Дочь, глянув в зеркало, заметила недоуменное выражение его лица и укоризненно заметила:
- Эдвин - мой муж!
Эдвин! Подумать только, а он назвал бы его старым пердуном, который не может даже заставить свою жену прилично одеваться!
- Ладно! - выдержав паузу, кротко согласился Фрейзер. - Пусть приезжает в Аскот, к твоей тете Фанни. Там, в тишине и покое мы обо всем поговорим!
Памела издала какой-то звук, напоминающий хрюканье подавившейся свеклой свиньи.
- Милый, ты же не хотел навещать кузину!
- Ну что ты, дорогая, без визита к Фанни наша поездка не может считаться состоявшейся!
Дочь либо плохо знала мисс Крайс, либо сама разделяла воззрения этого пугала от феминизма, потому что не возразила против предложения, согласно кивнув головой.
Но самая потрясающая встреча ждала Майкла впереди, когда из дверей лондонской резиденции графов Стенли навстречу гостям, широко распахнув объятия, вышло какое-то заросшее бородой чучело в свитере с обвисшим воротом и в узеньких и коротких, как у мальчика штанишках.
- Майкл, дружище! Пэм, неужели тебе удалось вытащить своего Гэтсби из биржевых джунглей?
Фрейзер громко взвыл, когда сообразил, что перед ним Джо. Ну, уж с зятем он не стал миндальничать!
- Джо, ответь мне честно, в Лондоне стало модно одеваться с помойки? Или к твоему облику запущенного клошара, старина, приложил руку мой талантливый мальчик?
Шурин рассмеялся и с любовью пожал ему руку.
- А ты все такой же! Не меняешься, старый ворчун!
Брат и сестра торопливо поцеловались, и жена юркнула назад в "мерседес".