Вечером во вторник, после того как Джордж собрал вещи, они с Констанцией, перед тем как заснуть, еще долго вполголоса, чтобы не разбудить детей, говорили о смене армейского командования.
– Линкольн со всем кабинетом и конгресс – все навалились на Макдауэлла, – сказал Джордж. – Но ведь они же сами заставили его вести в бой толком необученных новичков. Добровольцы не могут воевать, как регулярная армия, а Макдауэлла за это наказывают… и Линкольн, и министры, и конгресс…
– Ну да, – пробормотала Констанция. – Первая девушка в бальной книжке президента оказалась неуклюжей, вот он и меняет партнерш.
– Меняет партнерш… Звучит неплохо! – Джордж сунул руку под ночную рубашку, чтобы почесать зудевшее бедро. – Интересно, сколько еще раз он это сделает, прежде чем кончится бал?
Джордж был рад сменить безрадостную атмосферу Вашингтона на красоту гудзонской долины, еще более прекрасной в этот солнечный погожий день. Старый Паррот, управляющий заводом и выпускник Академии двадцать четвертого года, вызвался лично показать Джорджу весь процесс производства. В жарком цеху, залитом ослепительным светом расплавленного металла, Джордж почувствовал себя как дома. Он был восхищен точностью, с которой рабочие рассверливали отверстия в пушках, а также выковывали четырехдюймовые полосы железа с фирменным клеймом, которые потом приваривались к орудиям.
Паррот явно приветствовал появление в артиллерийском управлении человека, который бы в полной мере понимал все его проблемы, потому что сам возглавлял подобное предприятие. Джорджу старик тоже понравился, однако настоящей находкой – в личном и профессиональном смысле – оказался капитан Стивен В. Бене, которого он помнил еще по выпуску сорок девятого года.
Уроженец Флориды, такой смуглый, что его можно было принять за испанца, Бене делил свое время между заводом и Вест-Пойнтом, где преподавал теорию и практику артиллерийского дела. В один из дней они вместе с Джорджем переправились через Гудзон, чтобы побродить по знакомым местам. По дороге они обсудили все – от своих однокурсников до усилившихся нападок на Академию.
– Я восхищаюсь патриотизмом, который подвигнул вас принять это назначение, – сказал Бене, когда они ужинали в ресторане гостиницы. – Но что до пребывания в ведомстве Рипли… тут мне хочется выразить вам сочувствие.
– Да уж, бедлам там царит еще тот, – согласился Джордж. – Сумасшедшие изобретатели пролезают во все щели, горы бумаг не разбирались целый год, ни о какой стандартизации вообще речи не идет. Я пытаюсь составить базовый список для всех типов артиллерийского вооружения, которое мы используем. Но это чудовищный труд.
– Могу себе представить, – рассмеялся Бене. – Это же не меньше пятисот единиц.
– Есть хороший выход – признать свое поражение, и пусть этим занимаются южане.
– Да, Рипли у кого хочешь отобьет охоту работать. Любую новую идею встречает в штыки, во всем ищет недостатки. А вот я бы, наоборот, искал сильные стороны и причину принять новое изобретение. – Бене немного помолчал, вертя в пальцах бокал с портвейном, а потом спокойно посмотрел на своего собеседника, словно был уверен, что может ему доверять. – Может быть, именно поэтому президент теперь отсылает опытные образцы прямо сюда для оценки. – Он отпил глоток. – Вы об этом знали? Что он действует в обход Рипли?
– Нет, но меня это не удивляет. С другой стороны, Линкольн весьма непопулярен в военном министерстве – именно из-за того, что постоянно во все вмешивается.
– Это можно понять, но… – Бене снова бросил на Джорджа испытующий взгляд. – Иначе как нам избавиться от Рипли?
С этим безрадостным вопросом в голове Джордж вернулся обратно в Вашингтон.
Стоял жаркий июль. Джордж теперь задерживался на работе до позднего вечера. Стэнли он почти не видел в министерстве, а вот Линкольна встречал довольно часто. Похожий на аиста, немного нелепый, президент всегда ходил стремительной походкой из одного правительственного кабинета в другой, с кучей чертежей, докладных записок и служебных документов, а еще с неизменным запасом острот, порой довольно непристойных. Сплетники уверяли, что его жена отказывалась слушать эти шутки, произнесенные в ее присутствии.
Время от времени, ближе к вечеру, Линкольн заглядывал и в Уиндер-билдинг в поисках компаньона для стрельбы по мишеням в парке министерства финансов. Однажды Джордж чуть было не вызвался, но в последнюю минуту промолчал, и не потому, что испытывал страх перед Линкольном – президент всегда был очень общителен и дружелюбен, – а потому, что боялся сказать лишнее о своем ведомстве. Пока он работал на Рипли, он был обязан молчать – хотя бы из простой порядочности.