Капрал показал на белую коническую палатку в ряду таких же, весело хлопнул Билли по спине и, насвистывая, удалился. Подобное пренебрежение дисциплиной среди добровольцев было настолько обычным, что Билли не обратил на это внимания. У входа в палатку он откашлялся, поправил мундир и, держа в левой руке документы, вошел внутрь:
– Лейтенант Хазард явился, капитан… Фармер…
Изумление помешало ему четко произнести последнее слово. Перед ним стоял благообразного вида пожилой человек лет пятидесяти, а то и старше, седой как лунь. На нем была мягкая нательная рубаха, возле бедер болтались спущенные подтяжки; в правой руке он сжимал Ветхий Завет. Рядом, на шатком столике, Билли увидел пару книг Мэхена по инженерному делу, но был слишком ошеломлен, чтобы заметить что-либо еще.
– Сердечно вас приветствую, лейтенант. Я ожидал вашего приезда с большим нетерпением… нет, даже с волнением. Вы застали меня в тот момент, когда я собирался вознести хвалы и благодарность милостивому Господу нашему в утренней молитве. Не хотите ли присоединиться ко мне, сэр?
С этими словами он бухнулся на колени, а удивление Билли сменилось испугом, когда он понял, что вопрос капитана Фармера был на самом деле приказом.
Глава 4
Пока Билли получал назначение в Александрию, в здании военного министерства, расположенном в западной части Президентского парка, началось очередное совещание. Вел его, сидя за своим невероятно захламленным столом, бывший сенатор от Пенсильвании, а ныне военный министр нового правительства Линкольна Саймон Кэмерон. Однако собрал совещание вовсе не он, а этот старый надутый индюк, получивший пост главнокомандующего. Со своего места в углу, куда Кэмерон посадил двух помощников в качестве наблюдателей, Стэнли Хазард смотрел на генерала Уинфилда Скотта с едва скрываемым презрением.
Стэнли, который к своим почти сорока годам успел обзавестись заметным животиком, выглядел даже грациозно по сравнению с генералом, еще давным-давно прозванным Старина Пух-и-Прах. Уинфилду Скотту было семьдесят пять, и его грузный, похожий на бочонок торс в сверкающем галунами мундире закрывал собой всю спинку кресла, в котором он сидел, самого большого из тех, что удалось найти в здании министерства.
Из других участников присутствовали министр финансов – импозантный Сэмон Чейз – и человек в сером костюме простого покроя, который сидел в углу напротив Стэнли. С начала совещания он почти не говорил, а только вежливо и очень внимательно слушал пространные речи Скотта. Когда Стэнли впервые увидел президента на каком-то приеме, он мог бы охарактеризовать свое впечатление как отталкивающее, но не более того. Здесь сыграли свою роль и манера держаться, и весьма неприятная внешность. Однако теперь его словарь для описания личности нового президента значительно пополнился и уже включал такие слова, как «мужлан», «фигляр» и «животное».
По правде говоря, Стэнли не было никакого дела ни до одного из присутствующих, кроме разве что собственного начальника. Разумеется, по долгу службы он обязан был восхищаться Кэмероном, который привез его в Вашингтон в награду за многолетнюю и весьма щедрую финансовую поддержку своих политических кампаний.
Однако, служа со своим благодетелем в одном ведомстве, Стэнли очень скоро открыл его худшие стороны. Одну из них он наблюдал прямо сейчас в виде башен из ричмондских и чарльстонских газет, важных источников информации об идущей войне, которые громоздились на каждом свободном уголке министерского стола и на верхушке шкафа. Такие же украшения покрывали ковер, возвышаясь неровными колоннами, тесно прижатыми друг к другу. Богом, правящим военным министерством Саймона Кэмерона, был Хаос.
Хозяин всего этого сидел за огромным письменным столом, плотно сжав губы и обратив вперед загадочный взгляд серых глаз. В свое время в Пенсильвании он получил прозвище Босс, но теперь его так больше никто не называл, по крайней мере в лицо. Пальцы Кэмерона безостановочно вертели его главные конторские принадлежности – замусоленный обрывок газеты и огрызок карандаша.
– …слишком мало ружей, господин министр, – тяжело дыша, пыхтел Скотт. – Я постоянно слышу это в наших тренировочных лагерях. Нам не хватает ресурсов, чтобы обучать и снаряжать тысячи человек, которые храбро откликнулись на призыв президента.
Чейз наклонился в сторону стола:
– И требование двинуться на Ричмонд становится все более настойчивым день ото дня. Уверен, вы понимаете почему.
– Там скоро соберется Конгресс Конфедерации, – сухо и как будто неодобрительно произнес Кэмерон. – Если точнее… – он заглянул в очередной газетный обрывок, на этот раз достав его из внутреннего кармана сюртука, – то двадцатого июля. В том же месяце, в котором у большинства добровольцев закончится срок девяностодневного призыва.