— Что ж, буду сидеть и смотреть на эти путы… — Взгляд его пробежал по ее лицу. — И обдумывать все способы, которыми мужчина всегда заставит женщину почувствовать себя беспомощной. Я знаю очень много таких приемов, Касси. Перечислить тебе хотя бы некоторые из них?
Она почувствовала, как вспыхнули щеки.
— Нет.
— Ты предпочитаешь неожиданность?
Она ничего не ответила.
— Весьма неразумно ехать вместе со мной. Я не собираюсь оказывать тебе знаки уважения. Ты поняла меня?
— У меня нет выбора. И мне придется ехать на «Жозефине».
— Ты уяснила, что я имею в виду? — настойчиво повторил Джаред.
— Я не дура. Ты собираешься переспать со мной.
— При первой же возможности.
— И таким образом наказать меня?
— Отчасти. — Он перевел взгляд с ее лица на грудь. — А еще и потому, что с тех пор, как увидел тебя на берегу, все время думал о том, как тесно пришлось бы мне, если бы я вошел в тебя.
Касси вдруг ощутила, как мускулы ее живота непроизвольно сжались, и на какой-то миг она вообще лишилась дара речи. Джаред пристально разглядывал узлы, стягивающие его запястья.
— Тебе было бы лучше, когда мы окажемся вместе, если бы ты сию минуту развязала меня. Все это настолько бесит, что я не смогу удержаться, чтобы не припомнить. — Джаред снова посмотрел на Касси и негромко проговорил: — Я запомню, сколь беспомощным чувствовал себя, какое невыносимое отчаяние я испытывал. Поверь, тебе не захочется пережить все это так же, как сейчас мне.
— Но этого не произойдет, потому что я не собираюсь позволять… — Встретив его взгляд, она встряхнула головой. — Я не могу развязать вас. До рассвета.
— Как хочешь. — Он закрыл глаза. — Но ты пожалеешь об этом, и очень сильно.
Наступило молчание. Ни звука. Только легкий посвист ночных птиц на деревьях в саду. Невероятно, но ей показалось, что он снова заснул. Как ему это удалось, когда сама Касси едва сидела от переполнявшего ее напряжения?
— Ты ведь и сама знаешь, что Девилл не заслуживает прощения…
Касси вздрогнула от неожиданности, когда Джаред вдруг заговорил. Как это ей могло прийти в голову, что он спит? Он всего лишь хотел немного утишить гнев и приготовиться к следующему сражению.
Продолжая свою мысль, Джаред добавил:
— Он предатель и убийца. Забудь о нем. Оставайся здесь, в своем райском саду на земле, и катайся на своем чертовом жеребце.
— Шарль не убийца. Он не способен на такое.
— Своими руками — может быть. Я же тебе сказал — он предатель. Настоящий Иуда. И сколько сребреников получил Девилл за свое гнусное дело, Касси?
— Не понимаю, что ты имеешь в виду?
— Я говорю о Данью. Что же еще? Почему он… — Джаред замолчал, увидев удивленное выражение ее лица. — Боже, да ты же не знаешь ничего! Он не рассказывал тебе?
— Я уверена, что ему и сказать-то было нечего.
— Боже! Он и словом не обмолвился о случившемся, — Джаред невесело рассмеялся. — Позволив тебе рисковать жизнью ради его спасения, Шарль даже не удосужился объяснить, из-за чего он вынужден прятаться.
— При встрече он мне расскажет все, — уверенно проговорила Касси. — У нас не было времени.
— За одиннадцать-то лет?
— Ему хотелось, чтобы все случившееся во Франции осталось там, в прошлом, и он не желал к нему возвращаться даже мысленно, — быстро сказала она. — Но совсем не из-за того, что он поступил плохо.
— Ты по-прежнему не веришь, что он виноват?
«… один Бог знает…»
Касси попыталась отогнать от себя эту фразу отца. Нельзя даже и мысли допустить, что он способен совершить какой-то бесчестный проступок, не говоря уже о предательстве.
— Нет, конечно. Он очень добрый и мягкий человек.
— Иуда.
— Нет!
— Я видел его. — Тон его стал безжалостным.
— Значит, ты обознался.
— Как ты можешь судить, если ничего не знаешь о случившемся в Данью? Рассказать тебе?
— Я не поверю ни единому твоему слову.
— Обманщиком и лгуном я никогда не был. — Джаред криво усмехнулся. — В отличие от твоего дорогого папочки я считаю, что тебе следует ясно понимать, на защиту кого ты встала горой.
«Справедливый ли он человек, как ты считаешь?» — спросил ее отец.
Тогда она ответила утвердительно. Но сейчас связанный Дейнмаунт мог судить более предвзято.
— Боишься услышать правду? — язвительно спросил он.
— Смотря что называть правдой.
— Тогда суди сама. — И, не отводя взгляда от ее глаз, он начал рассказ, выговаривая каждое слово с такой твердостью, будто вколачивал гвозди в ее мозг. — Данью — место, где располагалось поместье двоюродного брата моего отца, Пауля Бразнье, графа де Талайзье и его жены Габриеллы. И когда началось все это безумие бешеных и якобинской диктатуры, когда священник Жак Ру обличал «аристократию имущих», требуя, «… чтобы серп равенства прошелся по головам богатых», когда принялись охотиться за ними, дядя никак не мог поверить, что его тоже коснется это бесчинство. Он решил остаться на той земле, где родился, в надежде, что мародерство не коснется их семьи. За два года до того у них родилась девочка, и Габриелла боялась, что переезд повредит здоровью ребенка. Мой отец отправился во Францию с решимостью убедить их уехать в Англию, пока не поздно. В ту самую ночь, когда мы приехали, соседнее поместье уже было сожжено дотла, а его владельцев заковали в цепи, увезли в Париж, где их и отправили на гильотину. — Он горько улыбнулся. — Расправа над близкими знакомыми убедила даже моего дядю Пауля. Он согласился, чтобы отец вывез его с семьей. Перед отъездом из Англии отец разузнал адрес молодого художника, который до этого помог скрыться одной семье. Этого художника звали Шарль Девилл.
Отец отправился за ним. А мы спрятались в подвале одного загородного дома, оборудованном под комнату. Приехал Девилл. Он согласился помочь нам и принялся составлять план побега. В бухте у отца наготове стоял корабль, но туда нужно было еще добраться. Две недели ушло у Девилла на подготовку документов. И еще два дня, чтобы подкупить морских охранников. После чего мы могли тронуться в путь. — Джаред помолчал. — Когда я посмотрел на него из окошка экипажа, он показался мне напуганным и потерянным. Но я подумал, что он просто озабочен. Обычно твой отец неизменно оставался очень милым. Никому из нас и в голову не могло прийти, что он палач.
— Он не палач.
— Нет? Вряд ли ты переубедила бы моего дядю и его жену, когда те стояли на коленях под отточенным тяжелым ножом гильотины, положив головы на плаху. Так вот, не успели мы отъехать и двадцати миль от дома, как нас задержали представители Комитета общественного спасения. Солдаты доподлинно знали, кто в экипаже. Моего дядю и его жену увезли в Париж, собирались казнить и ребенка, но вмешался отец. Что касалось нас, то они получили особое распоряжение, и поэтому позволили забрать ребенка с собой.
— Наверняка они не решились бы убить младенца.
— Думаешь? Во время Французской революции и казнь безвинного ребенка приравнивалась к доблести, если его родители аристократы, заслуживающие только смерть.
Касси содрогнулась. В те годы она была слишком мала, чтобы осознать весь ужас трагедии, разыгравшейся вокруг. А то грубое смакование подробностей гибели невинных людей, со слов Клары, оставляло впечатление кошмарного сна. Но реальность оказалась страшнее любой фантазии.
— Отец не имел никакого отношения к их аресту.
— Иуда, — категорически повторил Джаред. — Когда нас снова вернули в дом, Девилл во дворе разговаривал с человеком, отдававшим приказы солдатам.
— Значит, его тоже посадили в тюрьму.
— Он мертвенно побледнел, увидев нас, отвернулся, вскочил на лошадь и поскакал прочь. Его никто не задерживал. — Отчаяние звучало в голосе Джареда. — И наверняка этот Иуда стал намного богаче, чем до нашего приезда.
— Нет, это какое-то трагическое совпадение. Я верю, что всему найдется объяснение, — прошептала Касси.
— Ты их получила. Но отказываешься верить. Касси несогласно покачала головой.