Грейнджер сморщила нос, ее обычная реакция на напоминание о вещах, о которых она не хотела думать, и на его поддразнивания.
- Тише ты. Я займусь этим.
- Я считаю… тринадцать нераспечатанных писем, - сообщил Снейп. – Если ты и дальше будешь их игнорировать, Чудо-мальчик и его рыжий друг в один прекрасный день сами постучат в твою дверь.
Ведьма тяжело вздохнула, откидывая назад тяжелые волосы.
- В том-то и дело. Они хотят приехать и проведать меня. Они говорят, что у меня было несколько месяцев, чтобы освоиться, и они беспокоятся… но… - она фыркнула. – Я не хочу причинять тебе неудобства. Я думала, что возьму небольшой отпуск на День благодарения и сама отправлюсь в Лондон. Я не особенно люблю индейку и прочее. И ты не будешь испытывать никаких неудобств.
Это был хороший план, разумный, продуманный до мелочей, но зельевару он все равно не понравился. Он отказывался признаться в этом даже самому себе, но мысль о том, чтобы провести без нее даже несколько дней была лишь немногим менее тревожной, чем появление в этом городе Поттера.
- Тогда поезжай, - сказал он, стараясь скрыть свое истинное отношение за достаточной порцией яда в голосе. – Одна треть вашего трио – уже перебор для этого городишки. Что будет, если соберутся все три даже подумать страшно. А Крукшанкса можешь оставить со мной. Он не сделал ничего плохого, чтобы его тащили через океан.
Если раньше Снейп думал, что считать дни до ее возвращения в школу – это плохо, то теперь он был уверен, что считать дни до дурацкого американского гастрономического праздника – еще хуже.
По его скромному мнению, сентябрь пролетел слишком быстро. Дни становились все короче, а по утрам погода была все холоднее и вскоре Гермиона надела свитер, связанный Молли Уизли, чтобы хоть как-то спасаться от холода в продуваемом сквозняками доме. Теперь, когда они проводили вечера вместе, в камине весело потрескивал огонь, а фарфоровые чашки, наполненные горячим чаем, стали обычным делом. Однажды вечером Гермиона появилась на пороге его дома с полным пакетом каштанов и гордой улыбкой на лице. Они жарили их прямо на каминной решетке, а потом чистили, обжигая пальцы и с пылу с жару отправляли их в рот, не дожидаясь, когда они остынут.
Наступивший октябрь был холодным и тоскливым, несмотря на предпраздничную суету, связанную с подготовкой к Хэллоуину. Северус ожесточился, стал более раздражительным, как обычно, во время праздника. Это было очередное напоминание о том, как много он потерял – сколько вины он нес, скольким пожертвовал во имя искупления, сколько крови будет еще медленно остывать на его руках, сколько бы он ни сделал, сколько бы он ни боролся, несмотря ни на что.
Во время Хэллоуина он по обыкновению вспоминал Лили, вспоминал ее волосы цвета осени, глаза цвета весны и ее сердце цвета зимней стужи. Женщина, которая его оставила, а затем умерла, так отличалась от женщины, которая была такой живой и настоящей – Гермиона была цвета лета. Она была летней девушкой с глазами, похожими на солнечные лучи, проходящие сквозь бокал с выдержанным виски, и с волосами, которые закручивались и вились в свое удовольствие. Гермиона улыбалась, как лето, дышала, как лето, и была для него всем, чем было лето – солнечным светом, полевыми цветами и покоем.
Весь город был украшен в оранжево-черной цветовой гамме. Повсюду можно было наткнуться на вурдалаков, гоблинов, призраков, ведьм на метлах и с кошками. Гермиону это очень развеселило. Северус все еще пытался убедить ее, что одеваться ведьмой на Хэллоуин не так уж смешно, но пока не очень в этом преуспел.
- Северус, это было бы так иронично, - настаивала ведьма, улыбаясь во все свои тридцать два зуба. – Такая ирония с оттенком драматизма. Мы знаем то, чего не знают другие, так что это будет забавно.
- Нет, это совершенно не забавно, - сухо возразил Снейп. – И это Хэллоуин. Это не должно быть смешно.
Ее глаза расширились от понимания.
- Конечно… - девушка замолчала, не зная, что сказать. Ее захлестнуло смущение и чувство вины. – Мне очень жаль, - тихо продолжила Грейнджер. – Я сразу должна была сообразить.
Возможно, на ее лице, как и на его, тоже отразилась боль.
- Нет, - сказал зельевар, покачав головой. – Разве я не говорил тебе раньше, что то, что видел Поттер не было полной историей?
Было ясно, что она хочет знать всю историю.
- Да, - уклончиво ответила Гермиона, - Но…
- Я пытался спасти Лили Поттер не потому, что любил ее, точнее не только поэтому, а потому, что чувствовал себя виноватым, - резко проговорил Снейп. – Я был глуп, идеалистичен и ужасно боялся того, во что ввязываюсь. Я хотел уйти, и я хотел, чтобы Лили вытащила меня оттуда. Я никогда не хотел, чтобы вышло так, как вышло.
На лице гриффиндорки отразилась горечь.
- Хорошо продуманные планы, - пробормотала она вполголоса. – Я очень сожалею, что это стоило тебе так много.
В ее голосе, в ее взгляде, которым ведьма встретилась с Северусом, была искренность.
К его (все уменьшающемуся) удивлению, это стоило целого мира.
***
Ее не было в городе всего лишь два дня, а он уже нервно расхаживал по гостиной. Сосредоточится на каком-нибудь сложном зелье не получалось, как Снейп не пытался.
Ему было интересно, о чем она говорит с Поттером, что именно рассказывает о своей жизни, думает ли вообще о нем.
Потому что он думал о ней не переставая.
Он старался не думать о том, как быстро они привыкли друг к другу, как быстро он принял ее в свой дом и в свою жизнь. Они взаимодействовали друг с другом в полной гармонии, принимая друг друга полностью.
Он готовил для нее, провожал ее домой из школы, помогал ей проверять контрольные работы и позволял пользоваться своей библиотекой. Гермиона, в свою очередь, разговаривала с ним, улыбалась ему, иногда касалась его руки или плеча. Она позволяла ему провожать ее из школы домой, а потом ужинала с ним вместе. Ведьма вела неспешные беседы в его компании и в груди Северуса росло какое-то теплое и уютное чувство, название которому он еще не определил. Она постоянно существовала с ним рядом, прибираясь, вытирая пыль, напевая себе под нос незатейливый мотив. Ее кот взял за правило ложиться к нему на колени и требовать, чтобы его погладили, а иногда принимался облизывать ему руки.
Гермиона скрасила его одиночество.
Она смотрела на Северуса добрым теплым взглядом своих глаз цвета виски и не видела в нем Упивающегося смертью, не видела в нем человека, который когда-то пытал и мучил других людей. Она знала все о его прошлом, но все равно приняла его.
Северус Снейп думал о Гермионе Грейнджер и не мог перестать, он не мог думать ни о чем другом. Зельевар вспоминал ее лицо, которое обрамляли густые непослушные локоны каштанового цвета, вспоминал как ее пальцы касались его плеча, вспоминал ощущение ее маленького дрожащего тела в его руках. Он думал о ней и не мог избавиться от чувства нежности, тоски и головокружительного счастья, которое он уже отчаялся испытать с кем-либо.
Снейп считал, что давно уже потерял способность чувствовать что-то другое, кроме ярости, гнева и горькой печали. Он считал себя старым, использованным и уже ни на что не годным, кроме как доживать свой век в одиночестве, с выжженным войной сердцем. Войной, в которой не было правых сторон – одна хотела захватить мир с помощью крови, боли и горя, а другая хотела остановить это со смертью невинного мальчика, «ради общего блага», не задумываясь о существующих предрассудках, ненависти. И он собирался отдать свою жизнь за одну или за вторую сторону, но при этом его жизнь не значила ровным счетом ничего ни для Волдеморта, ни для Дамблдора. Всего лишь пешка.
Но теперь все изменилось. Он стал важным для Гермионы Грейнджер, и это было такое чудесное чувство, что он был уверен, что сделает все, что в его силах, чтобы сохранить его.