- Дело сделано?
- Да, - подтвердил он. – Ты готова?
Гриффиндорка бросила взгляд, полный тревоги, в сторону зелья, которое приобрело глубокий красный оттенок и ядовито пузырилось.
- Я не совсем уверена. Объясни еще раз, пожалуйста, как оно будет действовать?
Северус однажды уже объяснял ей эту часть их эксперимента. И если бы на ее месте сейчас был кто-то другой (не то, чтобы он часто разговаривал с кем-либо еще), он бы тяжело вздохнул.
- Ты примешь зелье. Оно работает медленно – проникая во все твои нервные окончания и восстанавливая их. Оно также нацелено на болевой центр в твоем мозгу – это магия, поэтому нельзя с уверенностью сказать, как она сработает. Но это зелье должно облегчить воспоминания о круциатусе и купировать большинство симптомов. Если бы ты сказала, что у тебя может быть от четырех до шести тяжелых приступов в год, я бы сказал, что после того, как ты примешь это зелье их количество снизится до одного в год. Может быть, меньше – до одного тяжелого приступа в два года, если избегать алкоголя и каких-либо наркотических веществ.
Гермиона с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.
- Это будет больно?
Они какое-то время смотрели друг на друга, и Северус понял, что не может приукрасить правду, что обычно эта мысль никогда не приходила ему в голову, но не теперь, потому что он хотел избавить Гермиону от боли.
-Да.
- И как долго? – на лице гриффиндорки отразилась вся ее решимость, а в глазах – сила.
Зельевар нервно забарабанил пальцами по столу.
-Столько, сколько потребуется, чтобы восстановить большую часть повреждений. Приблизительно часа три. Самое большее, что я видел, было пять часов.
Она отогнула край манжеты и на ее тонком запястье сверкнули серебряные наручные часы. Гермиона посмотрела на время и кивнула.
- Могу я принять его здесь? И… ну и остаться? – Ты позаботишься обо мне, пока мне будет больно? – вот о чем она его спрашивала.
- Да, - вот все, что он ответил ей на ее высказанный и невысказанный вопрос. – Ты в удобной одежде или тебе нужно время, чтобы пойти домой и переодеться?
Ведьма оглядела себя – только джинсы и свитер от прохладной сырости подвала, ничего особенного.
- Все в порядке, - сказала девушка, дрожащими руками откидывая за спину непослушные кудрявые пряди. – Оно вступит в силу немедленно?
- У тебя будет около десяти минут, - отозвался Северус, - Давай сделаем это наверху.
Прикоснувшись тыльной стороной ладони к котлу и решив, что оно достаточно прохладное,маг перелил зелье в фиал, перед тем, как отнести его наверх. Они поднялись в гостиную и Грейнджер, опустившись на диван, свернулась калачиком и глубоко вздохнула.
- Хорошо, - проговорила она. – Я готова.
Снейп протянул ей фиал, наблюдая за тем, как она в три глотка выпила его содержимое. Как только она отставила его в сторону, ее передернуло, а на лице появилась гримаса отвращения.
- На вкус это было просто ужасно, - пробормотала ведьма внезапно охрипшим голосом. – У тебя есть вода?
Зельевар тотчас принес ей немного воды, а затем они вместе сели на диван и принялись ждать, когда зелье начнет действовать, неспешно беседуя о пустяках. Примерно через восемь минут дрожь в руках Гермионы усилилась, и она заметно побледнела. Через пятнадцать минут ее лоб покрылся испариной, а волосы потемнели от пота. Она дрожала уже не на шутку. Через двадцать минут она закусила нижнюю губу с такой силой, что Северус испугался, не прокусит ли она ее и не истечет ли кровью. Через тридцать минут они прекратили разговор, и Снейп укрыл ее одеялом, потому что дрожь не прекращалась, а, наоборот, казалось только усиливалась. Через сорок минут они сидели в абсолютной тишине, в глазах Грейнджер отразилась вся та боль, которую она чувствовала в этот момент, и она сосредоточилась на дыхании. Через час сознание покинуло ведьму – ее тело билось в судорожных конвульсиях, глаза закрылись, а дыхание стало поверхностным и шумным.
Зельевар заварил чай и продолжал бодрствовать над телом молодой волшебницы, пока солнце медленно садилось на западе, окрашивая небо и его гостиную в желтый и алый (не такой, как цвет крови – слишком яркий и красивый). Вскоре оно скрылось за деревьями парка, а на лицо Гермионы опустились длинные тени.
Каждый раз, когда она стонала, Снейп хмурился, каждый раз, когда она хватала ртом воздух он вздрагивал от переполнявшего его сочувствия. Он выровнял свое дыхание в такт с ее, просто чтобы убедиться, что поймет, если ей вдруг перестанет хватать воздуха.
На следующей неделе будет первое августа. Гермиона появилась здесь в январе, чуть больше полугода назад. Он тесно общался с ней только последние три недели. Через два месяца ей исполнится двадцать шесть. Она доверилась ему. Казалось, она доверяла ему всегда, еще с тех времен, когда пользовалась нелегальным маховиком времени на своем третьем курсе.
В свои сорок пять он уже понимал, что волшебный мир устроен совсем не так, как мог бы представить себе ребенок-идеалист. В этом мире хорошенькие девушки с волосами, сотканными из огня и солнечного света, обещали дружбу, а в следующий момент отказывались от данных обещаний. Статные лорды, которые упивались богатством и властью, размахивали перед носом молодых умных волшебников статусом Мастера зельеварения, а затем превращали эти годы образования в поводок, за который тащили их в мир крови, пыток и смертей, а не элегантной одежды, красивых женщин и богатых поместий. Мальчик, который превыше всего ценил гордость и честь, дважды становился предателем, и оба раза из-за девушки, которая его отвергла, растоптала его гордость и обесценила его честь. Вожди великой революции, один Светлый, а другой Темный, были двумя сторонами одной медали, а ободком этой медали был принц-полукровка, который никогда не хотел быть втянутым во всю эту неразбериху.
Но иногда, только иногда, мертвец находил в библиотеке испуганную девушку и позволял ей возвращать себя к жизни.
Северус Снейп не был до конца уверен, когда именно Гермиона Грейнджер проникла в его мысли, в его сны и в его жизнь. Возможно, когда он впервые увидел ее в библиотеке, не желая на тот момент видеть никого вообще. Или, когда она повернулась к нему с ужасом в глазах от вида разноцветных всполохов в небе. А может быть это случилось тогда, когда он утешал ее и позволял ее теплу проникать глубоко в его сердце, когда девушка доверчиво разделила с ним свою боль. Но в один прекрасный день маг вдруг обнаружил, что в ее присутствии он чувствует себя гораздо счастливее, чем в таком желанном раньше одиночестве. В тот день, когда она сожгла его занавески, Снейп с интересом заметил, что ее любимой реакцией на что-либо является сморщивание носа. А еще он заметил, что она никогда не пела, но всегда напевала себе под нос какой-то незатейливый мотив. Когда именно мысли о ней и мысли о любви стали приходить одновременно? Когда ее пальцы впервые коснулись его кожи, оставляя тепло, когда она смеялась, когда она впервые улыбнулась ему своей самой ослепительной улыбкой, когда она услышала его смех? Или сейчас, когда она лежала на его диване, корчась от боли, а он наблюдал за ней с колотящимся сердцем и ему казалось, что все его мышцы тоже сводит болезненной судорогой? Он сейчас не смог бы ответить на свой же вопрос.
Когда дрожь Гермионы и болезненные стоны затихли, а потом и вовсе прекратились, единственным источником света в комнате была только настольная лампа. Когда девушка наконец расслабилась, и опустошенная обмякла на диване, Снейп шумно выдохнул. Облегчение захлестнуло его на одно сладкое мгновение, прежде чем он снова взял под контроль все свои чувства.
- Неужели вся боль прошла? – спросил он, немного удивленный хрипотцой в голосе.