- Доктор, который вчера осматривал его, сказал, что он может очнуться в любую минуту, - быстро напомнила Дани. - А сотрясение мозга опасно именно из-за непредсказуемых последствий, ты ведь знаешь! - Затем вдруг усмехнулась, - "Колт"? Вот странно, а я всегда называла его "Джон Тревис".
Отец весело хмыкнул, - Это что-то вроде прозвища. Мне-то "Джон Тревис" больше по душе, но вот поди ж ты, прилипло к нему именно "Колт"
И будто услышав, что разговор идет о нем, Колт начал медленно освобождаться из лап кошмара, который вот уже много часов держал его в плену. Сначала он почувствовал дикую боль, будто гигантский паук стянул свою паутину вокруг его мозга и по капле сосет из него кровь. А чьи это голоса слышны из-за дымного черного облака, окутавшего его с ног до головы? Что это с ним такое, черт возьми?!
Дани неслышно подошла к отцу сзади. - Я бы так хотела поехать с тобой ... но, к сожалению, мое место здесь.
- Но ведь ты сама так решила, - мягко напомнил Тревис. - Наверное, ты не сразу пришла к этой мысли. Почему-то мне кажется, что ты не из тех, кто любит авантюры.
Она не спорила, но попыталась ещё раз объяснить, что побудило её сделать этот шаг. - Если бы все было по-другому, если бы я жила с теми, кто любил меня, может быть, мне это и в голову бы не пришло. Если бы для меня нашлось место в вашей жизни ...
Тревиса бросило в дрожь. Конечно же, он часто позволял себе мечтать, что когда-нибудь дочь войдет в их с Китти жизнь, но заставить её бросить все только потому, что он неожиданно появился перед ней?! Обняв Дани, Тревис прошептал, - Я все понимаю, родная. Но не торопись, обдумай все хорошенько. - Господи, он чуть не застонал от нахлынувших воспоминаний, девочка - вылитая мать! Конечно, он никогда не испытывал к Мэрили ничего, похожего на ту бешеную страсть, которую всегда питал к Китти. Но она была чертовски привлекательна и он по-своему был привязан к ней до самой смерти.
Прижимая дочь к груди Тревис мысленно перенесся в ту далекую ночь, когда Дани появилась на свет.
... Слабые, холодные пальцы Мэрили коснулись его щеки и Тревис услышал её тяжелое, прерывистое дыхание, - Помнишь, что я говорила, дорогой? Помнишь ... я сказала тогда, что ничто не вечно ...?
Тревис снова пережил эту муку, когда он догадался, что Мэрили умирает. Она совсем не боролась за жизнь. Он попытался уговорить её помолчать, чтобы сохранить хоть те небольшие силы, что ещё оставались в ней.
Но Мэрили заглянула ему в глаза и Тревис заметил, что она с трудом удерживается, чтобы не зарыдать. - А ты мне ответил, что в этом случае нужно самим создавать свою вечность, - с трудом прошептала она. - Ты так и делал, любимый! Ты создал свою вечность с единственной женщиной, которую по-настоящему любил.
Ее лицо исказилось судорогой боли и кровь хлынула ему на руки. Он никак не мог остановить её.
И Тревису никогда не удастся забыть той муки, которая сжала его сердца, когда глаза Мэрили закрылись навеки.
Она молча ушла с его дороги, чтобы он снова мог любить и оплакивать Китти, свою жену, которую считал мертвой.
Но их с Мэрили ребенок остался жив и теперь он был счастлив, прижимая к груди взрослую дочь. Бог свидетель, она так напоминала ему ту нежную, любящую женщину, которую он никогда не забудет, никогда не захочет забыть!
Внезапно прогремевший низкий голос заставил Тревиса очнуться.
- Догнать мерзавцев!
Дани с трудом подавила испуганный возглас и Тревис круто обернулся. Это был Колт!
И через мгновение они припали друг к другу, забыв обо всем: о суровом монастыре на вершине горы, о тех странах, из которых они примчались сюда, о том, что разлука неизбежна. Хотя бы на несколько минут они были вместе.
Их всех подло предали, но горячая кровь Колтрейнов, текущая в их жилах, поможет им расставить все по местам.
Хриплое дыхание чуть слышно вырывалось из разбитых губ Элейн. Дышать было больно, мешали переломанные ребра. Пелена застилала глаза. Похоже, сломаны были не только ребра, все её тело было страшно изуродовано. Никто бы не поверил, что она сможет протянуть ещё три дня, дождавшись, когда рыбаки случайно заметят на камнях её тело.
Доктор Жоффрей Робер был поражен не меньше всех остальных. Он ещё раз послушал её сердце, затем, с трудом разогнувшись, ошеломленно потряс головой. - Она долго не протянет, - пробормотал он вполголоса, не видя никакого смысла лгать. Женщина, вне всяких сомнений, давно знала, что умирает. Он никогда не был близко знаком с графиней и сейчас не видел необходимости скрывать свои чувства.
У двери стояли оба Колтрейна, отец и сын. Им не слишком приятно было видеть Элейн, но только она знала, куда подевался Мейсон.
- Она в сознании? - тихо спросил Тревис.
Доктор Робер только пожал плечами. У него не было случая понаблюдать за ней. За ним послали сразу, как обнаружили тело, чтобы он мог сделать то немногое, что было в его силах и он до сих пор удивлялся тому, что Элейн все ещё жива. Порой он злился, ему даже казалось, что женщина просто из упрямства оттягивает неизбежное - лишь бы заставить его метаться взад-вперед в напрасных попытках облегчить ей конец.
Взглянув на растерянную жену рыбака, первую заметившую тело, он спросив, не слышала ли та, чтобы графиня произнесла хоть слово, или, может, приоткрыла глаза.
Женщина покачала головой. - Она с трудом дышала, доктор, но даже такая жуткая боль не могла заставить её очнуться! - Ее, похоже, эта история не слишком взволновала. Если бы не муж, предположивший, что мсье Мейсон не забудет тех, кто позаботился о его несчастной тетушке, её бы вообще здесь не было.
Тревис решительно шагнул вперед, глаза его сверкнули холодным светом, - Ну, пришло время мне попытаться заставить её прийти в себя. Похоже, ей уже ничем не навредишь, не так ли, док?
Доктор Робер покачал головой. - Совершенно верно, но я так накачал её наркотиками, что она вряд ли сможет даже понять вас.
Сунув стетоскоп в потрепанный кожаный чемоданчик, доктор с вежливым поклоном удалился. Ему вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого зловещего места, где двое иностранцев весьма странного вида, похоже, собирались допрашивать умирающую женщину. Да, от этого дела дурно пахнет!
Тревис взглянул на Элейн и не почувствовал угрызений совести из-за душившей его бешеной ненависти. Она заслужила её, всю жизнь принося горе тем несчастным, с кем сводила её судьба.