Ну уж нет! Бриана вздрогнула и принялась яростно оттирать грязное пятнышко с крышки тяжелого полированного стола красного дерева. Она не допустит, чтобы с Шарлем случилось что-либо подобное. Она хорошо знала, как голод и нужда толкают некоторых женщин на панель. И раз ей суждена такая судьба, значит, так тому и быть. Кроме того, какая разница, пустить к себе в постель одного мужчину или нескольких?
Она должна позаботиться о Шарле, а Гевин пусть позаботится о ней. Если он обеспечит ее несчастному брату сытую и достойную жизнь, она сможет вынести все: и жестокий нрав Гевина, и капризы Элейн.
И тут из ее глаз ручьем хлынули слезы. Ах, если бы не Шарль, разве решилась бы она на это! Ей и в голову не приходило, что что-то, кроме страстной любви, может толкнуть ее в мужские объятия. Но, к сожалению, с судьбой невозможно бороться – это Бриана уже давно поняла.
Выглянув из окна, девушка устремила задумчивый взгляд на море, где лучи заходящего солнца пронизывали темно-синюю толщу воды почти до самого дна. Солнечные зайчики весело играли на стенах комнаты, но для Брианы это был действительно закат солнца.
Глава 3
Карсон-Сити, Невада
Июль 1889 года
Колт сидел за массивным столом красного дерева, принадлежавшим его отцу, время от времени злобно поглядывая на кипу скопившихся перед ним деловых бумаг. Раньше всю деловую переписку Колтрейнов просматривала мать. И его, и отца это вполне устраивало. Отец ненавидел копаться в бумагах, считая подобную работу «поденщиной». Колт усмехнулся.
Теперь он понимал отца.
Он потянулся за стоявшей на столе бутылкой и плеснул в стакан немного бренди. Что ж, мрачно подумал он, теперь, когда родители во Франции, «поденщиной» предстоит заниматься ему, как, впрочем, и всеми остальными делами семейства.
Он отпил немного и задумчиво обвел взглядом кабинет, обстановка которого полностью отражала вкусы отца. Тут стояли несколько удобных диванов и кресел, на окнах висели простые шторы, а книжные шкафы от пола до потолка были заставлены военными мемуарами – любимым чтением Тревиса. Одну из стен кабинета занимал огромный, сложенный из неотесанных валунов камин.
На стенах висели чучела зверей – драгоценные охотничьи трофеи Тревиса, добытые им в бесчисленных сафари по всему миру. Колт внезапно вспомнил, как их ненавидела Китти. Она всегда говорила, что стоит ей только переступить порог, как ей кажется, что глаза оленя, чья голова висела как раз напротив двери, останавливаются на ней с грустью и укором.
Он откинулся на спинку удобного кожаного кресла, закинув ноги на стол. Весь этот длинный день Колт провел в седле, объезжая границы огромного ранчо, простиравшегося до Карсон-Ривер, и теперь, съев сытный ужин, приготовленный для него поваром-мексиканцем, мечтал только об одном – как бы поскорее отправиться в постель. Он так бы и поступил, если бы не эта чертова гора бумаг, которая ждала его уже несколько дней. Колт с радостью отложил бы все это на неопределенное время, но, к сожалению, это было невозможно.
Мысли Колта уже не в первый раз вертелись вокруг огромного особняка Колтрейнов. Что, скажите. Бога ради, ему одному делать в доме, где целых четырнадцать комнат?! Как он отличался от того крохотного домика, в котором прошло его детство. Величественный главный вход, украшенный колоннами, от которого в дом вела широкая лестница с мраморными ступенями, на первом этаже просторный холл, роскошно отделанная парадная столовая для больших приемов и более скромная – для семейных обедов. Кроме них были еще не уступавшие им в великолепии парадный зал и восхитительная небольшая гостиная. Каждую из этих комнат украшал камин.
Внизу Китти устроила себе небольшой кабинет, в котором иногда занималась шитьем или просто читала – она до сих пор увлекалась медициной и стремилась быть в курсе последних достижений в этой области.
Кухня размещалась в задней части особняка. Вокруг нее шла длинная, хорошо освещенная солнцем веранда, которую Китти превратила в настоящую оранжерею. Цветы были еще одним ее увлечением, она страстно любила копаться в земле.
Колт уже в который раз забывал поливать их.
На втором этаже были две огромные смежные комнаты, служившие спальнями, при каждой была отдельная гардеробная. Родители, уезжая, предлагали ему занять любую из них, поскольку он теперь становился единственным обитателем громадного особняка. Но Колт предпочел остаться в своей комнате, в дальнем крыле. От родительской спальни ее отделяли три гостевые комнаты, одна из которых, конечно, предназначалась в свое время для его сестры. Она прожила в ней всего несколько лет.
Дани.
Он тяжело вздохнул. Колт иногда задумывался, какие чувства он испытывает к сводной сестре, которую не видел уже почти тринадцать лет. Конечно, он не забыл ужасный скандал, закончившийся их дракой перед ее отъездом, но, в конце концов, они же были тогда детьми и он давно уже не таил обиды на сестру.
Единственное, чего он не мог простить Дани, это то, что она порвала с отцом. С тех пор как она уехала с Элейн, от нее не было ни единого письма.
Колт вспомнил разговор с отцом вечером накануне их отъезда во Францию. Тревис просматривал документы, подготовленные для него адвокатом, то самое завещание, по условиям которого серебряный рудник после его смерти становился общей собственностью Дани и Колта. У Китти с Тревисом и без того было достаточно денег, чтобы жить безбедно до конца своих дней, даже если у них не будет ни рудника, ни ранчо.
Колт хорошо знал, что рудник – личная собственность отца, с которой тот волен поступать, как заблагорассудится.
Если он готов оставить половину его дочери, которая знать его не желает, что ж, это его личное дело, и Колт ни слова не скажет против. Тем не менее его приводила в бешенство мысль о том, что эта дрянная девчонка в один прекрасный день появится, чтобы потребовать свою долю, – а трудиться приходится ему, Колту.
Правда, в последние годы рудник уже не приносил такого дохода, как раньше, и причин этому было несколько. Началось все с того, что правительство значительно уменьшило долю серебра в звонкой монете. Постепенно цены на него стали падать, и множество шахт просто закрылись. Раньше вокруг каждого рудника быстро вырастал большой поселок, а то и город, в которых жизнь била ключом, сейчас они опустели, как будто вымерли. Силвер-Бьют тоже появился на месте обычного лагеря старателей и вскоре превратился в довольно большой город, каких в округе было немало.
Колтрейнов спасло от разорения то, что Тревис терпеть не мог зависеть от процветания одной только шахты, какой бы богатой она ни казалась. Он с азартом занялся разведением породистого скота и скоро оказался владельцем огромного стада. И несмотря на то что цены на мясо были непредсказуемы, что перевозка его по железной дороге стоила дорого, а несколько суровых зим существенно снизили поголовье, удача сопутствовала Тревису. Семья не только не разорилась, а, наоборот, стала одной из богатейших в Неваде.
Воспоминания привели приунывшего было Колта в гораздо более бодрое настроение. Да, конечно, он хорошо знал свое дело. Он работал на ранчо и копался на руднике с мальчишеских лет, как только оказался в силах держать в руках кирку и веревку. Но, видит Бог, он никогда не собирался ворочать всеми делами в семейном бизнесе. На самом деле Колт втайне мечтал бросить все и отправиться путешествовать, поездить пару лет по стране, чтобы хорошенько утолить свою страсть к новым впечатлениям.
Ну что ж, нахмурился Колт, придется теперь забыть об этом. И внезапно он почувствовал, какой тяжкий груз ответственности отец возложил на его плечи. По правде говоря, он понимал, что попал в ловушку, но уже ничего нельзя было поделать с этим;
Дьявол, с таким же успехом он мог дать себя женить! Налив еще бренди, чтобы взбодриться немного, он в отчаянии покачал головой. Шарлин, слава Богу, оставила его в покое, после того как он серьезно поговорил с ней и предупредил, что пока и не думает жениться. Но потом, когда до нее дошли слухи об отъезде Колтрейнов в Париж и все вокруг заохали, что бедному Колту придется одному жить в таком огромном доме и вести все дела, Шарлин снова стала охотиться за ним.