Их тела тесно сплелись в жарком объятии, и к небу вознесся торжествующий крик Бекки – то был миг высшего наслаждения, и она поняла, что в ее жизни такое возможно только с Колтом…
Они долго лежали, тесно прижавшись друг к другу. Вдруг слезы, которые Бекки больше не могла сдержать, хлынули рекой по ее щекам. Колт с тревогой заглянул ей в глаза.
– Что с тобой, Бекки? – испуганно спросил он. – Я сделал тебе больно?
– Нет, нет, – она покачала головой, и пышные волосы шелковистыми волнами упали на его обнаженную грудь, – прости, я сама не понимаю, что со мной. – Больше она не сумела ничего сказать – отчаяние было слишком велико – и поэтому просто прижалась к нему, спрятав лицо.
Ласково приподняв ее подбородок, Колт погладил Бекки по голове, запутавшись пальцами в роскошных кудрях.
– Ты плачешь, потому что мне скоро придется уехать? Ты же понимаешь – я должен вернуться, Бранч не сможет долгое время выполнять мою работу.
– И когда? – Она подняла на Колта затуманенные слезами глаза, чтобы не было никаких сомнений в том, что именно его скорый отъезд – причина ее слез.
Колт тяжело вздохнул.
– Думаю, через день-два, не позже. Там будет видно. Послушай, давай не будем об этом. И потом, я ведь непременно вернусь, Бекки. Время пролетит быстро – не успеешь оглянуться, а я уже снова стучусь в твою дверь, – шутливо пообещал он.
Но при этих словах Бекки вся сжалась и задрожала от страха. Такая возможность даже не приходила ей в голову. А что, если он действительно приедет, а она в это время будет с другим мужчиной?!
Безумная нервная дрожь уже колотила ее, и, видя, что девушка не может успокоиться, Колт решил, что настало время для серьезного разговора.
– Мне нужно кое-что сказать тебе, – хрипло произнес он, и глаза его потемнели. – Тебе следует знать об этом.
И он рассказал ей о Шарлин. Все, как было, ничего не утаивая. Глаза Бекки от удивления стали огромными, и, когда он закончил, у нее от волнения перехватило дыхание.
– Ты… – Она осеклась, страшась услышать, что он ответит. – Ты любил ее?
– Не знаю, впрочем, может быть, и любил по-своему. Но не настолько, чтобы связать с ней свою жизнь. Я хотел, чтобы ты знала об этом, Бекки. Постарайся понять: ты мне бесконечно дорога, и я счастлив с тобой, но о женитьбе не может быть и речи. – Он заглянул ей в лицо, пытаясь разгадать, о чем она думает. – Не жди от меня большего, чем я могу дать.
Ни одной женщине в мире я не желал бы причинить боль, тем более тебе, но я знаю, что именно о замужестве думает любая из них, когда… когда хочет мужчину.
Она ласково коснулась кончиками пальцев его щеки.
– В том, что случилось с Шарлин, не твоя вина, Колт. И не думай об этом. Не терзай себя.
Он чуть отодвинулся от нее и, откинувшись на спину и заложив руки за голову, задумчиво поднял глаза к небу. Над горизонтом уже появились первые звезды, и Колт не мог оторвать от них глаз.
– К сожалению, теперь до конца моих дней меня будет мучить вопрос: виноват ли я в гибели Шарлин?
Они еще долго лежали, прижавшись друг к другу, когда внезапно Колт, обхватив ее мощными руками, прижал к себе и зарылся лицом в гриву спутанных волос.
– Только теперь мне будет легче, – шепнул он, вдыхая ее аромат.
Бекки глубоко вздохнула, она подумала о своем. Да, ей тоже будет проще солгать во второй раз.
Глава 10
Бранч сказал, что Дани просто создана для жизни на ранчо, и Бриана, счастливая до глубины души, была полностью с ним согласна. Прошло всего несколько дней с того первого урока верховой езды, который он сам ей дал, а она уже сидела на лошади так, как будто родилась на ней. И ей было по-настоящему хорошо с Бранчем. Он больше не казался ни замкнутым, ни холодным. Теперь они стали друзьями.
Гевин все так же избегал подолгу оставаться на ранчо, и Бриана всякий раз благодарила небеса за это. Когда же он все-таки приезжал, ей приходилось следить за каждым своим словом или поступком: ей было велено как можно больше времени проводить в своей комнате и не сближаться с прислугой или ковбоями с ранчо. И она хорошо представляла себе, как бы разозлился Гевин, если бы узнал, что каждую свободную минуту она убегает из дома, чтобы возиться с лошадьми или терзать Бранча вопросами по поводу разведения скота или содержания ранчо. А уж если бы узнал, что они подружились, то Бриане даже трудно было вообразить, в какую ярость пришел бы Гевин.
Девушка между тем была почти счастлива. Она буквально влюбилась в эти места. Когда она скакала бок о бок с Бранчем по этим бескрайним просторам, ей казалось, что вся ее прошлая жизнь просто дурной сон. Нет ни Гевина, ни обмана, а сама она вовсе не самозванка, лгунья и мошенница, а самая настоящая наследница, плоть от плоти этой волшебной земли.
Она мечтала, как было бы прекрасно каждый день мчаться во весь дух верхом вместе с верным Бранчем вдоль величественных гор Сьерра-Невады. Как чудесно было бы навсегда остаться на ранчо Колтрейнов, каждый вечер обедать с Колтом, а утром – болтать на кухне с добродушной Карлоттой. И от этих мыслей у нее, бывшей служанки, даже дух захватывало!
Сколько раз во время прогулок верхом по бескрайней равнине у Брианы замирало сердце от восхищения при виде дивного разноцветья, царившего в этих местах. В Монако никогда не встречалось такого буйства красок, как здесь. Все оттенки и цвета были мягче, спокойнее, нежнее, даже небо было светло-голубым, а не ярко-синим, как здесь. А эта земля казалась творением какого-то великана или волшебника, нагромоздившего причудливые каменные гряды в пустыне, а потом могучей кистью расписавшего все вокруг. Скалы стали темно-коричневыми, рассветы и закаты заполыхали огненно-золотыми и багрово-рыжими зарницами в отличие от мягких серовато-розовых и розовато-лиловых вечеров в Монако.
И, самое главное, во время этих прогулок верхом в компании Бранча она была совсем другим, новым человеком, была лучше, чище. Временами она даже забывала о Шарле, и привычное беспокойство за судьбу брата покидало ее на несколько блаженных, беззаботных часов. Потом ее часто мучила совесть, сознание своей вины перед ним.
У нее появилась привычка по утрам завтракать вместе со всеми ковбоями. Столовая и гостиная в особняке были прелестны, но Бриана чувствовала себя гораздо уютнее в большом шумном доме, где жили те, кто работал на ранчо. Продолговатый приземистый дом для ковбоев был выстроен из грубо оструганных бревен, вдоль стен стояли двухъярусные кровати. А в конце комнаты, возле двери, было оставлено достаточно места для нескольких массивных столов и низких скамеек, в углу всегда жарко пылал огромный, сложенный из целых валунов, камин. Здесь всегда витали запахи кожи и свежесваренного горячего кофе, лошадиного пота и табака, и почему-то это сочетание безумно нравилось Бриане.
Завтрак для ковбоев всегда был сытным, со множеством разнообразных блюд, готовил повар-китаец Чоуин. Бриане, естественно, ни разу не удалось справиться с толстым, истекающим кровью стойком, но для мужчин, проводящих весь день в седле, такой завтрак был как нельзя более кстати. Они легко управлялись не только с одним, но и с двумя стейками, а кроме того, и с миской рассыпчатой картошки, горячей овсянкой, густо политой медом, и заканчивали трапезу большими, еще теплыми бисквитами со свежесбитым маслом. Потом они наслаждались горячим кофе, добавив в него чуточку свежего молока, только что надоенного и охлажденного в ледяном ручье неподалеку. Кроме того, Чоуин часто готовил сок из свежего дикорастущего винограда, который буйно оплел деревянные изгороди на восточных границах ранчо.