Они — листья, сорванные с дерева завистником-ветром и разметенные во тьме.
Погруженная в себя, сидела она в карете рядом с миссис Кейн. Вероятно, стремясь оправдать свою резкость по отношению к Овертону, старая дама перечисляла множество случаев, когда авантюристы обманывали доверчивых людей. Лондон — скверный город, полный опасностей и соблазнов. Газеты изобилуют сообщениями о разбойных нападениях, похищениях и убийствах, и преступления эти никогда не раскрываются. Опасность возрастает день ото дня. Приличные женщины не могут с наступлением темноты появиться на улице, не подвергаясь оскорблениям и преследованию.
Никому нельзя доверять. Чем благороднее кажется человек, тем надо быть осторожнее. Нигде падение нравов не охватило такое множество людей, как в кругах аристократии, а потеря совести стала едва ли не поголовной. Напрасно король Георг III являет собой пример скромной и достойной жизни; двор и аристократия заражены той же нравственной чумой, что свирепствует во Франции и завезена через пролив в Англию путешественниками, одержимыми страстью ко всему новому.
Молодая неопытная девушка не должна доверять никому, кроме людей, хорошо ей известных. Овертон — человек красивый, но у него похотливый взгляд, похотливая улыбка, похотливый рот. И каков его облик, таковы и речи. Слова его кажутся серьезными, но за ними кроются ветреные мысли. И, наконец, известно ли кто он такой? Назвал ли он свое настоящее имя? У него на пальце массивный перстень с печаткой с гравированным дворянским гербом, а такие перстни стряпчие, одним из каковых он отрекомендовался, обычно не носят. Один Бог знает, с какими дурными намерениями он им навязался.
Эмма не возражала. Она почти не слышала, что говорила миссис Кейн. Слова проносились мимо нее, как и водоворот ночной жизни на улицах города: она ощущала его близость, но не вникала в его суть. Ею овладела какая-то блаженная расслабленность, в голове не было ни одной мысли. Лишь смутное ощущение: ей встретилось нечто большое, чему она не знала названия. И от этого поднималась тоска по чему-то неизвестному, исполненному блаженства.
Оказавшись в своей каморке, она почувствовала такое изнеможение, что с трудом смогла раздеться. Однако когда она хотела приготовить себе постель и лечь, ее охватила дрожь: на одеяле еще лежала книга, которую ей дала миссис Кейн. «Ромео и Джульетта».
Она схватила книгу и углубилась в чтение. Исчезла усталость, трепетный порыв заставил снова напрячься все ее нервы. И в тот момент, когда сцена в театре Друри-Лейн отчетливо возникла в ее памяти, она вдруг осознала великую цель своей жизни. Чарльз Овертон указал ей путь: она должна стать служительницей искусства, актрисой, чтобы могуществом своей красоты, силой духа повергнуть к своим ногам этот враждебный мир.
Это решение жгло ей душу. Все снова и снова повторяла она слова Джульетты, стараясь дать ее чувствам новое, более точное выражение. В душе Эммы забил источник, о существовании которого она не подозревала. Она прошла весь дурманящий путь любви — от тоски нетерпеливого ожидания до безоглядной готовности отдаться любимому, от предчувствия близящейся беды до последнего отчаянного крика гибели.
Все это стало теперь ее чувствами, ее страстью, ее болью.
Явился Ромео. Ее пронзил его взгляд, пожатие его руки наполнило ее восторгом, его поцелуй превратился в пожирающее пламя страсти. Ромео… Овертон…
Глава пятая
На следующий день миссис Кейн потребовала книгу обратно. Эмма достала у книготорговца другой экземпляр. Она скупила все имевшиеся у него пьесы Шекспира и с неистовством одержимой устремилась к новой цели. За пять ночей она справилась с ролью Джульетты, за семь — Дездемоны. Затем принялась за Офелию.
Заучивание ролей давалось ей легко. Мимика также не представляла трудностей. Ей было вполне достаточно маленького зеркала, чтобы следить за движениями губ, глаз, за постановкой головы. Но ей не удавалось увидеть своих плеч и бедер. Беспокоило ее и звучание голоса. Нельзя было говорить громко, чтобы не помешать другим продавщицам, спавшим в соседних комнатах, и поэтому приходилось понижать голос почти до шепота. Найдет ли она нужную интонацию тогда, когда будет пытаться устроиться в театр Друри-Лейн?
Вот на что было теперь устремлено ее честолюбие. Она сгорала от желания играть с Гарриком и затмить миссис Сиддонс. В том, что это ей удастся, она ни на мгновение не сомневалась. Только бы оказаться на сцене, и победа будет за ней. Тогда перед Чарльзом Овертоном предстанет настоящая Джульетта.