На Олю юноша смотрел лишь украдкой, старался не тревожить, не раздражать, переживал, когда она начинала нервничать. Считал, что именно он виноват в её возбуждённом состоянии.
Девушка неизменно готовила ужины и завтраки, с удовольствием наблюдала, как он торопливо закидывает в рот любую стряпню. Ей нравилась Витькина забота, его удивительная щедрость, желание выполнять маленькие женские прихоти.
– А парень-то Витька ничего, хороший. Можно такого полюбить, даже нужно.
К неудобствам совместного проживания потихоньку привыкли, хотя нет-нет, да снова случается некий казус, вызывающий волну непредсказуемого возбуждения. Вчера, например, Витя, внезапно, зашёл на Олину территорию что-то по учёбе спросить, а та нижнее бельё переодеть готовилась, сидела на стуле нагишом, лицом к нему, широко раздвинув ноги…
Его лицо в то мгновение нужно было видеть.
Витька отвернулся, принялся сбивчиво извиняться, говорил, что без предупреждения больше ни ногой, у Оли случилась истерика.
Она опять всю ночь не спала, увлечённо следуя за видениями, где Витьке было позволено всё. Откровенно-бесстыдные ласки не прекращались ни на минуту, дарили блаженство, но его было утомительно много. Хотелось остановиться, поспать.
Принять снотворное Оля не решилась, скоро вставать, идти на лекции. Успокоиться иначе не получалось. Девушка чувствовала нервное напряжение и лихорадочно соображала, что в такой ситуации можно предпринять.
Витька тоже неприкаянно маялся, понимая, что просто жить вместе, не выходит.
У него ещё доставало выдержки, не выходить за рамки дружеских отношений. Другой на его месте не задумываясь о приличиях, деликатности и морали настоял бы на близости или взял подругу силой, а Витька всё ещё пытался играть по правилам, в которых невинность имела неприкосновенный статус.
Оля мечтала, что в Витьке проснётся, наконец, мужчина, ждала его настойчивых действий, надеялась на наркотическое действие тестостерона, но стоило ему приблизиться, как у неё начиналась паника.
Девушка никак не могла определиться, чего хочет на самом деле. Её тяготило раздвоение личности, лихорадочная перемена настроений и избыток желаний, которые утомляли до дрожи в мышцах, тошноты и спазмов в животе.
Оля пыталась принять взвешенное решение. Бесплодный эксперимент, не имеющий видимой цели и логического продолжения, надоел, утомил. Испытывать силу воли, способность месяцами жить в непрекращающемся ни на минуту возбуждении было бессмысленно. Было бы для чего.
Девушка непрерывно беседовала сама с собой, иногда забывалась. Выражала мысли вслух. Нужно было решаться на конкретный исход: или-или.
В тот день Витя пришёл с работы около одиннадцати часов. Горячий ужин на столе был заботливо накрыт двумя одеялами, чтобы не остыл. Запах чего-то вкусного завис в замкнутом пространстве комнаты.
Оля подождала, пока юноша разденется. Она отчетливо слышала каждое его движение. Вот он снял ботинки, повесил куртку, надел тапочки…
– Витя, подойди, пожалуйста. Я заболела. Можешь поставить мне горчичники?
– Сейчас, Оленька, только руки вымою. Они у меня совсем холодные.
Через несколько минут он подошёл к ширме, – Можно? Я захожу.
– Угу.
Виктор вошёл. Оленька лежала на кровати полностью раздетая, лицом вниз.
– Ой, извини!
– Ты же горчичники собрался делать, не извиняйся. Больная для врача не женщина, а пациент.
– Можно я тебя накрою?
– Нельзя. Начинай.
– Честно говоря, я не умею.
– А целовать, целовать умеешь? Какой же ты телёнок! Нельзя же так. Обними хотя бы, если помочь не можешь. Видишь же, девушка страдает, мается. По тебе, между прочим, сохну. Скажешь, не знал, не видел? А чего ты вообще замечаешь? Думала, догадаешься, подойдёшь, прижмёшь к сердцу. Ага! Жди. Так и помру девственницей. Ну почему ты такой недогадливый, робкий!
– У тебя, похоже, температура высокая. Наверно воспаление лёгких. Сейчас скорую вызову. Потерпи, Оленька!
Виктор трогал её кожу губами, как обычно это делала мама, проверяя, есть ли жар. Тело действительно горело.
Оленька перевернулась, обхватила Витькину шею руками, принялась расстёгивать пуговицы на его рубашке.
Юноша моментально впал в прострацию, закрыл глаза, перестал дышать.
Подчиняясь гипнозу извне и врождённому инстинкту охотника, Витька неловко прикоснулся к обнажённой груди, которая тут же откликнулась набухшими сосками.