«Оливия, я хочу к тебе», — прошептал Ботан, целуя покойницу в лоб.
— Чё, по своей шлёндре горюешь? — Слепой брезгливо ухмыльнулся, наблюдая за ним. Ботан вдруг почувствовал такую ненависть, что выхватил из руки Оливии пистолет, зарядил его, как она учила и прошипел, поднимая свои глазёнки на злодея:
— Ты сдохнешь вместе со мной, падла.
Слепой, на удивление, даже не пытался уклониться от пули, спокойно принял её. Ботан попал сразу же, с первого выстрела, в сердце. Слепой рухнул на пол и через несколько минут скончался.
— Ты герой, — сказал Сизый, погладив Ботана по голове.
— Сизый, я прошу тебя, — Ботан кашлянул. Его голос слабел с каждой минутой. Сизый взял его на руки. — Похорони нас вместе, в одной могиле, с одной плитой, но рядышком с моим папой… Ты помнишь, где он?..
Сизый сделал движение головой, еле похожее на кивок. Он уже не сдерживал себя и рыдал навзрыд белугой, а слёзы капали на рубашку Ботаника.
— Ты был отличным другом! Живи дальше, не страдай по нам. Оливия бы этого не хотела. И кремируй нас. Оливия хотела кремации, она мне говорила. Я тоже так хочу.
— Всё будет сделано, — Сизый больше не тешил Ботана надеждами и не говорил, что скорая приедет, что он выживет. Скорой уже час нет, за это время в рану могла попасть инфекция. Ботан посмотрел наверх и сказал тихонько:
— Пап, я к тебе прилечу скоро.
И с улыбкой закрыл глаза, откидывая голову назад. Он встретил смерть храбро, без страха. Больно уже не было в последние мгновения. Нервные окончания перестали работать.
«— Мама, мамочка, я больше не могу…
Ботану пять лет.
Шёл первый час ночи. Ботан всё ещё сидел за пианино. Он бренчал на нём уже пять часов, без перерыва. Желудок просил о помощи, глотка была, как Сахара.
— Играй, — приказала мать. — Пока не сыграешь идеально Бетховена, сна не будет.
— Мамочка, у меня пальцы… — Ботан показал маленькие ручки маме, всхлипывая. Они были покрыты мозолями.
— Мне всё равно. Ты обязан поступить в музыкальную школу. — Мама никогда не кричала. Она говорила спокойно. Поэтому Ботан и не понимал, что что-то не то. Он играл, играл, пока клавиши пианино не оказались заляпаны кровью из-за мозолей. Даже тогда мать не остановилась: молча протёрла клавиши тряпкой и кивнула.»
«Ботану шестнадцать. Он стоял и читал ноты к экзамену. Неожиданно к нему подбежала одноклассница и ущипнула за пятую точку. Ботаник приподнял смущённое лицо. Эта девочка ему нравилась давно, он надеялся, что это просто знак внимания. Неужели его полюбят?
— Кристина! — он подбежал к девочке. — Ты мне нравишься. Может, мои чувства взаимны?
— Прости, Влад, — она потупила взгляд. Сзади неё громко смеялись пацаны. — Я это сделала на спор.»
— А, здаров, — Лив поняла, что спалилась, и поправила нервно волосы, улыбаясь, как дура. — Я тут это… Новенькая, да. Решила прогуляться! — Она зачем-то всплеснула руками, однако парня не смутило её странное поведение.
— Может, составишь компанию? Как ни крути, поздно уже, а я беззащитная девушка… — Она начала поглаживать свои волосы.»
Сизый завыл громко, падая на пол и начиная бить кулаком по паркету, выкрикивая поочерёдно то «Ботан», то «Оливия». Тут до него кое-что дошло. Он вскочил на ноги и обратился к Брайну:
— Это ты? Ты предатель, да?
— Сизый, я сейчас всё объясн… — их разговор был прерван воем сирен с улицы. Приехали врачи, полицейские. Кто-то из докторов дал материал СМИ, и репортёры также были здесь: с камерами, блокнотами, ручками. Конечно, стрельба в ЗАГСе во время свадьбы — как такой материал можно было упустить? Сенсация! Вот только это было доказательством некомпетентности журналистов — они не имели права лезть с расспросами так рано. Фельдшер скорой помощи подошёл к Оливии с фонариком, открыл ей глаз и посветил. Реакция зрачков нулевая. То же самое он установил и с Ботаником. Он поднёс зеркало к их носам, которое осталось чистым, даже ни на грамм не запотело.
— Суки, где вы были? — Сизый не сдерживал себя. Он готов был наброситься на врачей с кулаками. — Вы могли их спасти!
— Пробки, — равнодушно ответил врач. Полиция подошла к Сизому и задала несколько вопросов относительно происшествия. Сизый без слов отдал кассету, где был зафиксирован момент убийства. Так вышло, что Сизый хотел снять самый трогательный момент в жизни молодожёнов, но заснял их последний миг.
— Пустите меня! — раздался женский голос. Сизый обернулся и увидел маму Ботана. Она приехала, несмотря на отсутствие рейсов до Питера — на попутках и такси.
— Вам сюда нельзя. Мы снимаем отпечатки пальцев, — ответил полицейский.
— Там мой сын! — орала мать истошно. — Что с ним?
Кто-то отошёл из толпы, и она увидела тело своей кровиночки. Женщина растолкала всех с ненавистью, упала на грудь Ботана и начала целовать его, куда попадут губы, крича что-то нечленораздельное. Сизый догадался подойти к убитой горем матери и обнять. Объятия даже незнакомого человека в такие моменты обладают успокоительным свойством.
— Мой сыночек, мой Владик, за что ты так со мной…
— На небесах жизнь лучше, чем здесь. Он в раю, ему больше не больно, — говорил Сизый, гладя по спине мать.
— Господи… Шестнадцать лет назад я схоронила мужа, теперь сына, за что?! — вскричала она. — За что?!
«Я же тоже не железный…» — Сизый пожалел, что он мужчина и не может из-за предрассудков общества выразить свою боль. Врачи тем временем оказывали первую помощь Чёрному и заверили Сизого, что он будет жить. Руку не ампутируют.
Выдержка из программы «Время», 3 июля 1992 год.
«Праздник любви превратился в траур. В ЗАГСе Адмиралтейского района Санкт-Петербурга во время бракосочетания началась перестрелка. Убитыми оказались Оливия Стар и Владислав Воробьёв. Стало известно, что Оливия возглавляла крупнейшее ОПГ района, занималась рэкетом и убийствами. Владислав же был заслуженным пианистом России, победитель международного конкурса «Синяя Птица». Девушка была убита пулевым ранением в шею, был задет спинной мозг, остановка дыхания. Парень ранен в живот. Оба скончались на месте. Мы следим за развитием событий.»
Неделю спустя.
Последняя воля Ботана была исполнена в соответствии с его указаниями. На похоронах Сизый и Чёрный не говорили друг с другом. Они будто закрылись от мира куполом страданий. Любой разговор казался нечестным по отношению к умершим, да и сил не было на слова.
Брайн сидел поздно вечером на стуле, смотря пустым взглядом в окно. Он уже был не жилец. Просто физическая оболочка существовала. Морально он был убит. Чувство вины, осознание того, что он косвенно лишил жизни своих друзей не давало ему покоя. Он не мог спать, есть, дышать. Сизый и Чёрный разорвали с ним общение после признания в предательстве. Брайн посмотрел на пистолет, лежавший на столе. Всё намекало на единственный выход из положения.
Брайн колебался. Он не хотел умирать.
«Они тоже не хотели», — усмехнулся Мапс, поднося пистолет к виску. Щелчок предохранителя, курок, конец…
Несколько лет спустя.
Сизый и Чёрный стояли на вокзале с вещами. В руках они держали свидетельства о смерти Александра Попова и Алексея Чёрного. Они блестяще инсценировали собственные гибели и сейчас готовились к отьезду в другой город, чтобы завязать с криминалом.
— Ты готов начать новую жизнь?
Сизый поднял голову. Его волосы поседели от пережитых событий. Он отвечал с задержками, так как мысли были вокруг того самого дня, третьего июля, тысяча девятьсот девяносто второго года.
— Да, — ответил Сизый. — Я обещал ему не страдать, а продолжать жить.
Чёрный взял за руку друга, и они вместе вошли в вагон поезда — навстречу новой жизни…