- Ага, - протянул директор, - вас-то мне и надо. Показываю еще раз дороги, которые следует делать немедленно.
- Это начальник строительного треста, - пояснил Алексею Баженов.
Директор еще раз указкой прошелся по плану.
Баженов громко сказал:
- От миллионки новую дорогу надо. Пешеходную дорожку для людей с маслоблока надо.
- А деньги? - спросил начальник треста.
- А мы что, не платим? Должны вам? - осведомился директор, направляясь к столу.
Опять все засмеялись. Нравился тон превосходства хозяина, владыки, каким разговаривал директор. Алексей вообще не терпел такой манеры, но Терехов был хороший актер. Хороший актер и плохую роль играет хорошо.
Начальник треста молчал. В конце концов его обязанностью было строить заводу дороги.
Директор сказал ему:
- Имей в виду, я тракторы без башмаков не пущу на завод. При всем моем уважении к тебе, не пущу. И прошу убрать грунт вдоль второй дороги.
- Моего грунта здесь нет. Я ничего нигде не оставляю. Кто будет финансировать уборку грунта?
Директор ответил ему опять под общий смех:
- Если это недоделки строителей, то за недоделки строителей мы платить не будем. Есть такая поговорка - договаривайся на этом берегу. Мы договаривались. Грязь за собой вы убираете. И еще раз предупреждаю: я очень рассержусь, если вы мне хоть метр дороги испортите. А теперь мы перейдем к следующему вопросу. О чистоте, о красоте, а также о цветочках.
Пронесся легкий гул.
- Роптать нечего. Почему с холодком относитесь? Товарищ Рыжов, ваши деревья не побелены, не закреплены. Стыдно подойди к вашему цеху. Это же черт знает что! Ведь каждую, понимаешь, соринку надо убрать. Это же завод наш, черт побери! За вас девчонки из дворового цеха работать не будут! Их выделили для посадки цветов. Грязь! Тысячу раз говорил, чтоб урны поставили. Ни одной урны нет! Цветочницы разбиты! Горбыли какие-то пособирали и натыкали на клумбы, когда я приказывал георгины укрепить. В своих садах по-другому цветы сажаете! И если кто хочет мешать, понимаешь, пускай он не думает, что ему это удастся. Перед лабораторией, Лидия Сергеевна, деревянный столб стоит - на кой черт он нужен? Немедленно его срубить! Что, я буду за вами как пастух ходить? Этот хозяйственный вопрос перерастает в политический. Металлолом валяется. Деловой двор у нас или свалка там металлическая, не поймешь. Вдоль паропроводов - груды изоляционного материала. Сколько под паропроводами ненужного хлама, проволока висит, доски валяются! Что вам, машин не хватает?
- Не хватает, - хмуро сказал Рыжов.
- Где работают семьдесят, машин? - закричал Терехов. - Черт возьми, дайте мне разнарядку!
Рыжов встал.
- Андрей Николаевич, машины нам дают, но как дают?! Если сегодня дали машину в третий цех, то завтра ее пошлют в девятый. Это уже наверняка. Чужой шофер идет, ищет, звонит. То у него пропуска нет, то техталона. Машины надо раскреплять по цехам. Как и ремонтников. А не так, что приедет шофер, ему показывают то склад, то крекинг. Надо товарищу Щепкину это разъяснить.
Раздались голоса:
- Это Щепкин, это все Щепкин виноват.
- Да что вы со Щепкиным? Над Щепкиным тоже есть какой-нибудь Куперник, - сказал директор.
Все засмеялись, кроме Рыжова. Он смотрел в пол, всем своим видом выражая недовольство и сопротивление, и что-то бубнил под нос.
- Вы что, Рыжов? - спросил директор.
- А то, что цветы надо ночью поливать.
- Ну и поливайте ночью. Я вас всех на казарменное положение переведу. Директор умолк, собираясь с дыханием. - Куда ни придешь, только ругаешься, ругаешься. Противно! Чего вы ждете и о чем вы думаете? Что у меня эта блажь пройдет? Не надейтесь. На что похожи наши основные дороги? - Легкой походкой директор опять подошел к карте завода. - Здесь, товарищ Рыжов, показал он, - дорога очень грязная. Только не огрызайся, пожалуйста.
Рыжов проворчал:
- Это не моя дорога, что я, один за нее отвечать должен?
- Ох, товарищи, если вы будете огрызаться и не делать... - сказал директор добродушно. - Если вы-там какую-то халабуду оставляете у себя, то сделайте так, чтобы на нее можно было смотреть. Это я вам опять говорю, товарищ Рыжов. У вас там будка ржавая, грязная имеется.
- Да уж я понимаю, что мне.
- Покрасьте, поштукатурьте. У вас мужиков много, а вчера они так лениво работали, что я не видел таких. Они полдня валялись там под паропроводом, загорали на солнышке.
Лица начальников цехов по-прежнему были скептичны и упрямы. Начальники цехов считали, что это не их дело, их дело - перерабатывать нефть, и за это пусть с них спрашивают. Они ничего не имеют против того, чтобы на заводе было чисто и красиво, но план они должны выполнять? Они прекрасно понимают, что директор ждет гостей из Москвы, принимает иностранцев, вчера - румын, на прошлой неделе - индонезийцев и англичан, и ему нужно показывать товар лицом. А им надо выполнять план.
Алексей разделял отношение начальников цехов к этому вопросу.
- Прошлый раз я просил покрасить бытовки, побелить... - продолжал директор.
Директору закричали: "С известью трудно!", "Известь - "дефицит!", "А где брать известь?"
- Да, известь - сложная проблема, - сказал Рыжов.
Директор поднял брови.
- Разве? Не знал.
Он нажал кнопку, зажглась зеленая лампочка, из микрофона послышался надтреснутый патефонный голос: "Слушаю. Кто?"
- Терехов. Слушай, можешь дать мне известь?
- Сколько?
- Ну десять тонн.
- Это можно. Присылай.
Аппарат выключился с характерным легким треском.
У директора было безразличное лицо фокусника, показавшего виртуозный номер на глазах у многочисленной публики. Публика наградила артиста дружным смехом. Послышались возгласы: "Вот как это делается!", "Хорошо быть большим начальником!"
Совещание закончилось.
Когда все вышли, Алексей пересел к столу Терехова. Оба закурили. Оживленные глаза Терехова, его довольная улыбка говорили; "Я все могу. Я очень могущественный человек".
"Он честолюбив, - подумал Алексей. - Но, пожалуй, для его честолюбия в реконструкции каталитического крекинга маловато простора".
- Да, недооценивают нашего брата директора, - сочувственно вздохнув, весело сказал Терехов и выжидающе посмотрел на Алексея.
"Все еще пытается вызвать меня на откровенность. Любопытно ему узнать, почему меня сняли, как сняли. Его это очень волнует, больше, чем меня. На всякий случай хочет знать, за что теперь снимают".
Алексей молчал.
- Ну-с, а как там настроение на "площади павших министерств"? - спросил Терехов, посмеиваясь.
- Настроение бодрое.
Терехов расхохотался.
Алексей сказал:
- Итак, я приехал на ваш завод...
Терехов перебил его:
- Баженов мне говорил, зачем вы приехали. Это в принципе все правильно и верно.
- Вот положение на вашем заводе. Вы берете сейчас легкое сырье, а производительность у вас в пределах проектной и даже ниже.
Терехов насмешливо приподнял одну бровь. "Ах, вот как, вы приехали нас учить, мы очень любим таких учителей".
"Ничего, послушаешь". Алексей продолжал:
- Повышать производительность вы не можете. Вас лимитирует стадия регенерации катализатора.
На лице директора, на смуглом лице восточного бога, блуждала смутная улыбка.
"Надо заманивать. Бить на эффект, - решил Алексей. - Черт его знает, понимает он техническую сторону до конца или ему втолковывать надо?" Непроницаемые лица таких руководителей, как Терехов, никогда не выдадут незнания или непонимания.
На всякий случай Алексей рисовал на блокнотном листе картиночки и показывал, что и как надо будет сделать.
Разумеется, сказать, что он против реконструкции, Терехов не мог. Какой нормальный директор скажет, что он против повышения производительности труда? Весь вопрос в том, заинтересуется он как инженер, как руководитель, или отнесется формально, сочтет очередной попыткой столичного института сунуться в работу завода, благо это модно нынче. Таких бесплодных попыток любой завод знает достаточно.