— Мне нужно было бегом бежать в Парадиз. Я не должен был дожидаться, пока вернется Павел, поджав хвост.
Она подняла на него глаза, желая быстро покончить с этим раз и навсегда.
— Я была с ним — чтобы оплатить дорогу.
Боль от этих слов пронзила его, но он не отпустил ее. Михаил прикоснулся к ее подбородку, повернул к себе.
— Посмотри на меня, Амэнда. Я никогда не отпущу тебя. Никогда. Мы будем вместе.
— Ты глупец, Михаил Осия. Бедный слепой глупец. — Ее била дрожь.
Михаил поднялся, чтобы дать ей сухое покрывало. Когда он повернулся, ее глаза были полны страха, она смотрела на него.
— Что случилось? — спросил он, нахмурившись. — Неужели ты думаешь, что я хотел ударить тебя или сделать тебе больно?
Она зажмурила глаза.
— Ты хочешь того, чего у меня нет. Я не могу любить тебя. Даже если бы могла, не буду.
Он наклонился, снял с нее сырое одеяло и накрыл сухим покрывалом. — Почему?
— Потому что первые восемь лет своей жизни я наблюдала за тем, как моя мать терпит наказание за любовь к мужчине.
Он сжал ее подбородок.
— К чужому мужчине, — отрезал он. — А я не чужой, Амэнда. — Он выпрямился и порылся в карманах. Встав на колени, он сунул руку под покрывало и нашел ее руку. Надел обручальное кольцо своей матери на ее палец. — Я делаю это, чтобы официально это подтвердить. — Он нежно прикоснулся к ее щеке и улыбнулся.
Она склонила голову и засунула руку обратно под тяжелые складки ткани. Прижала руку к груди и ощутила каждую царапину и рану, которую нанесла себе. Но что еще хуже, она почувствовала, как внутри опять поднимается надежда.
Искра превращалась в пламя.
Михаил взял полотенце и вытер ей волосы. Закончив, он поднял ее, прижал к себе и стал укачивать в своих объятиях.
— Плоть от плоти моей, — прошептал он. — Кровь от крови моей.
Ангелочек крепко зажмурилась. Его желание к ней со временем утихнет. Он перестанет любить ее так же, как отец разлюбил маму. И если она позволит себе полюбить его так, как мама любила Алекса Стаффорда, он разобьет ее сердце.
«Я не хочу оплакивать себя, спать на смятой постели и пропивать свою жизнь».
Михаил почувствовал, как она дрожит.
— Я не могу отпустить тебя, не отрывая часть своей плоти, — проговорил он. — Ты стала частью меня. — Прижался губами к ее виску. — Мы начнем все сначала. Оставим все, что было, позади.
— Мы не можем это сделать. Что сделано, то сделано. Все прошлое внутри меня, и оно никуда не уйдет.
— Тогда мы его достанем и похороним. Она едва заметно, невесело усмехнулась.
— Тогда тебе придется похоронить меня. Его сердце екнуло от радости.
— Вот и отлично, — подхватил он. — Мы тебя крестим.[5] — На этот раз не только водой, но и Духом, лишь бы она захотела. Он поцеловал ее волосы и прижал к себе еще крепче. Как ни странно, он чувствовал, что сейчас они близки, как никогда раньше. Он убрал волосы с ее лба. — Много лет назад я понял, что мы так немного можем контролировать в этой жизни, Амэнда. Она нам не принадлежит. Она не в наших руках. Не мы решаем, родиться нам или быть проданными в рабство в возрасте восьми лет. Все, что мы можем изменить, это то, как мы думаем и как живем.
Она вздрогнула и взглянула на него.
— И ты решил подержать меня у себя какое–то время.
— Не какое–то время. Навсегда. И я надеюсь, ты примешь решение остаться. — Он нежно прикоснулся к ее коже. — Что бы люди ни делали и ни говорили, ты сама должна принять решение. Ты можешь просто принять решение довериться мне.
Она недоверчиво посмотрела на него.
— Вот так просто?
— Да. Так просто. День за днем.
Она глядела на него несколько мгновений, затем кивнула. Жизнь была слишком тяжела вокруг и могла стать еще тяжелее, если она решит не доверять Михаилу.
Прикоснувшись пальцами к ее щеке, он поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, ухватившись за его рубашку. Когда он оторвался от нее, она прижалась щекой к его груди. Он почувствовал, как она расслабилась в его объятиях.
Михаил слегка закрыл глаза. «Господи, прости меня. Ты сказал пойти за ней, а я позволил гордыне встать на моем пути. Ты сказал, что она нуждается во мне, а я не поверил. Ты сказал мне любить ее, а я думал, что это будет легко. Помоги мне. Открой мое сердце и разум, чтобы я любил ее так, как Ты возлюбил меня».
Огонь тихо потрескивал в камине, и спокойное, умиротворяющее тепло наполнило душу Михаила. Они по–прежнему стояли так, прижавшись друг к другу. Вдруг, за один короткий миг, он перестал воспринимать ее как проститутку, которую полюбил и которая предала его, — вместо этого он увидел безымянного ребенка, чья жизнь была разбита и который все еще потерян.
17
«Вы — наше письмо… написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца».
Библия. 2–е Послание к Коринфянам 3:2–3«Прощение» было незнакомым словом. Милость — нечто непостижимое. Ангелочку захотелось исправить все, что она сделала в своей жизни не так, и она решила заслужить искупление трудом. Мама никогда так и не получила прощение, несмотря на сотни прочитанных молитв. Разве Ангелочек может получить прощение, сказав несколько простых слов?
Она работала, чтобы заслужить прощение Михаила. Закончив со своими делами, она разыскивала его и просила дать ей больше работы. Если он пахал, она шла за ним и подбирала камни, складывая их в кучу, которая возвышалась между полями. Когда он рубил деревья, она обрезала ветки и складывала их в сарае, чтобы потом использовать для растопки. Когда он заготавливал дрова, она складывала их стопками. Она даже бралась за лопату и пыталась помогать ему выкорчевывать пни.
Он никогда не просил ее ни о чем, поэтому она сама искала себе занятия, стремясь помочь ему.
Когда наступал вечер, она была уже совсем измотана, но все же не могла присесть и отдохнуть. Если она отдыхала, то чувствовала вину. Вглядываясь в его лицо, она замечала, что он отдаляется от нее с каждым днем все больше, а она никак не может угодить ему. Он был грустным и молчаливым. Наверное, уже жалеет, что привез ее обратно.
Однажды вечером, измученная и усталая, она сидела и слушала его чтение. Его голос был низким и спокойным, звучал убаюкивающе, и она боролась со сном. Он закрыл книгу и положил на полку.
— Ты слишком много работаешь.
Она выпрямилась и взглянула на свои мозолистые руки. Они дрожали.
— Я просто еще не привыкла к такой работе.
— У тебя и так достаточно забот, а ты пытаешься взвалить на себя половину того, что делаю я. Ты просто валишься с ног.
— Наверно, из меня не слишком хороший помощник. Когда Михаил положил руку ей на плечо, она поморщилась от боли.
— У тебя все болит после вчерашнего, а сегодня утром ты еще и навоз выгребала в стойле.
— Он мне нужен для сада.
— Просто скажи мне, и я все сделаю!
— Но ты сказал, что я должна следить за садом.
От разговоров с ней толку не было. Она приняла решение покарать себя.
— Я пойду, пройдусь. А ты ложись в постель.
Он поднялся на холм и сел, положив локти на колени.
— Что же мне делать дальше? — Теперь все было иначе. Теперь они шли рядом, рука об руку, но не касаясь друг друга и не говоря ни слова. В ту ночь, когда он привез ее домой, она раскрыла перед ним свою душу. Сейчас она истекает кровью, но не позволяет исцелению коснуться и наполнить ее. Она пытается угодить ему, работая как рабыня, хотя ему нужна только ее любовь.
Он сцепил руки на затылке. «Что же мне делать. Господь? Что мне делать?»
«ПОЗАБОТЬСЯ О МОЕЙ ОВЕЧКЕ».