Выбрать главу

— Может, причина как раз в этом? Как ты думаешь?

— Во что бы моя мать ни верила, лично для меня в церкви нет места, так же, как и для нее не было.

— Если для Раав, Руфи и Вирсавии было место, я думаю, для тебя тоже найдется.

— Я не знаю ни одной из этих женщин.

— Раав была проституткой. Руфь спала у ног мужчины, с которым они не были женаты. Вирсавия была прелюбодейкой. Когда обнаружилось, что она беременна, ее любовник спланировал убийство ее мужа. Ангелочек посмотрела на него.

— Не думала, что ты знаешься с подобными женщинами.

Михаил рассмеялся.

— Имена этих женщин записаны в родословии Христа в начале Евангелия от Матфея.

— Ах, вот оно что, — сказала она тускло и неприязненно взглянула на него. — И ты думаешь, что можешь поставить меня в один ряд с ними? Ну, тогда скажи мне кое–что. Если это на самом деле так, как ты говоришь, то почему священник отказался говорить с моей мамой? Она, кажется, была вполне подходящей кандидатурой в такую достойную компанию.

— Я не знаю, Амэнда. Священники всего лишь люди. Они не Бог. У них есть свои предубеждения и ошибки, как у всякого человека. — Он слегка подстегнул лошадей. — Мне жаль твою мать, но сейчас я озабочен твоей жизнью.

— Почему? Ты боишься, что если не позаботишься о моей душе, то я пойду в ад?

Она издевалась над ним.

— Я думаю, что ты одной ногой уже побывала там. — Он снова подогнал лошадей. — Я не собираюсь тебе проповедовать, но и отступать от того, во что верю, не собираюсь тем более. Ни для твоего удобства, ни по каким другим причинам.

Ее пальцы сжали край сиденья.

— Я тебя об этом и не просила.

— Ты не говорила об этом, но любой мужчина будет чувствовать некоторое давление на психику, если его жена сидит в повозке на улице, пока он в церкви.

— Ну, а если мужчина силком тащит свою жену в церковь?

Он взглянул на нее.

— Я думаю, в этом ты права. Прости.

Она снова устремила взгляд прямо перед собой, закусила губу. Слабо вздохнув, добавила: — Я не могла оставаться там, Михаил. Просто не могла.

— Возможно, в другой раз.

— Никогда.

— Почему?

— Как я могу сидеть в окружении тех самых детей, которые называли меня оскорбительными кличками? Они остались прежними. Не важно, это Нью–Йорк или грязные холмы Калифорнии. — Она слабо усмехнулась. — Я знала одного мальчика, его отец приходил к маме в нашу лачугу. Он был постоянным клиентом. А его сын обижал мою маму и меня, обзывал грязными словами. Тогда я сказала ему, куда ходит его отец по средам после обеда. Он мне, конечно, не поверил, а мама сказала, что я сделала ужасный, жестокий поступок. Я не понимала, как правда может еще больше все испортить, но через несколько дней — я думаю, из чистого любопытства, — этот мальчик проследил за своим отцом и увидел, что я была права. Я подумала, что вот, теперь, когда он все знает, он оставит нас в покое. Но нет. Он возненавидел меня после этого. Он и его друзья поджидали меня, когда я шла в магазин, и бросали в меня грязью. А каждое воскресенье утром я видела их в толпе около церкви — они были такие вычищенные, разодетые и стояли со своими папами и мамами. — Она посмотрела Михаилу в глаза. — И священник с ними беседовал. Нет, Михаил. Я не смогу сидеть в церкви. Никогда.

Михаил снова взял ее за руку, переплетя свои пальцы с ее.

— Бог ничего общего с этим не имеет.

Ее глаза жгло, словно кто–то бросил песок в них.

— Но Он не остановил их, верно? Где же Его милость, о которой ты всегда читаешь? Я не видела, чтобы моя мать получила ее хоть немного.

Михаил долго молчал, не говоря ни слова. — Кто–нибудь говорил тебе хоть что–то приятное?

Ее губы скривились в горькой улыбке.

— Многие мужчины говорили, что я красавица. Они говорили, что ждут не дождутся, когда же я, наконец, вырасту. — Ее подбородок дрогнул, и она отвернулась.

Ее рука в его ладони была, как лед. Он чувствовал ее боль, несмотря на все ее попытки скрыть это.

— Что ты видишь, когда смотришь в зеркало, Амэнда? Она долго думала, прежде чем ответить, а когда заговорила, он едва мог расслышать ее тихий голос.

— Мою мать.

Они остановились у ручья. Пока Михаил распрягал лошадей и стреноживал их, Ангелочек разложила покрывало и открыла корзинку. Повар Иосифа снабдил их хлебом, сыром, бутылкой яблочного сидра и сушеными фруктами. Когда Михаил закончил есть, он поднялся и прислонился к дереву. Он, кажется, не спешил опять запрягать лошадей и ехать дальше.

Ангелочек посмотрела на него. Синяя шерстяная рубашка туго обтянула его широкие плечи, его талия была тонкой и крепкой. Она вспомнила восторженный отзыв о нем Тори, и теперь, кажется, начинала понимать. Ей нравилось смотреть на него. Он был сильный и красивый, но не таил в себе угрозу. Когда он снова взглянул на нее, она отвернулась, сделав вид, что занята упаковкой оставшейся еды в корзину.

Михаил сунул руки в карманы и стоял, прислонившись к стволу дерева. — В свое время меня тоже обзывали некоторыми нехорошими словами, Амэнда. В основном, мой отец.

Она опять посмотрела на него. — Твой отец? Он посмотрел на реку.

— У моей семьи была крупнейшая плантация в округе. Земля досталась нам от деда. У нас были рабы. Я не слишком задумывался об этом, пока был ребенком. Просто жил. Мама говорила, что это наши люди, и мы должны заботиться о них, но когда мне исполнилось десять, тот год был неурожайным, и мой отец продал нескольких работников. Когда их забирали, пропала одна из служанок, которая работала в доме. Я даже не знал, как ее звали. Мой отец отправился ее искать. Когда он вернулся, к его лошади были привязаны два трупа — ее и одного из рабов, которых он продал. Он сбросил тела перед бараком, где жили рабы, а потом повесил, чтобы остальные смотрели на них всякий раз, когда шли на работу. Это была жуткая картина. Затем он спустил на них собак.

Он положил руку на ствол массивного старого дуба.

— Я спросил его, почему он это сделал. Он ответил: для того, чтобы другим показать пример.

Она никогда раньше не видела его таким бледным, и новое чувство разгорелось в ее душе. Ей захотелось подойти и обнять его.

— А твоя мама была в этом согласна с ним?

— Моя мама плакала, но я никогда не слышал от нее ни слова против отца. Я сказал ему, что после его смерти первым делом освобожу рабов. Тогда он впервые избил меня. Он сказал, что если я ими так очарован, то могу и пожить с ними какое–то время.

— Ты жил с ними?

— Месяц. Потом он вернул меня в дом. Но к тому времени моя жизнь совершенно изменилась. Старый негр Ездра привел меня к Господу. До того момента Бог для меня был просто воскресным уроком, который мама преподавала в гостиной. Ездра показал мне, насколько Бог живой и реальный. За это мой отец хотел продать его, но не смог, потому что он был слишком старым. Вместо этого он его освободил. Это было хуже смерти. Старику некуда было идти, поэтому он поселился на болотах. Я старался навещать его как можно чаще и приносил ему все, что только мог.

— А твой отец?

— Он пробовал изменить мое мышление самыми разными способами. — Михаил криво усмехнулся. — Он хотел, чтобы я понял привилегию владения собственностью. — Он бросил взгляд на нее. — Он подарил мне прекрасную молодую рабыню и сказал, что я могу пользоваться ей, как только пожелаю. Я сказал этой рабыне, что она может уйти, но она осталась. Мой отец приказал ей остаться. Поэтому ушел я. — Он тихо рассмеялся и тряхнул головой. — Ну, а если быть до конца честным, то на самом деле я сбежал. Мне было пятнадцать лет, и она была искушением, перенести которое я бы не смог.

Михаил подошел к ней и присел на корточки.

— Знаешь, Амэнда. Мой отец не был плохим человеком. Я не хочу, чтобы ты так о нем думала. Он любил землю и действительно заботился о своих людях. Кроме этого одного случая, со своими рабами он обращался вполне нормально. И он любил мою мать, братьев и сестер. Он любил меня. Он просто хотел, чтобы все плясали под его дудку. А во мне с самого начала было что–то… Я не вписывался в его правила. Я знал, что придет день, когда мне придется жить одному, но довольно долго не мог набраться смелости и уйти от тех, кого я любил. Да к тому же я не знал, куда идти.