Это был Сильвер.
— Ты хочешь потанцевать со мной? — спросил он.
Мои губы разлепились. И никакого звука.
Его глаза не были звездами. В них было Солнце. Два солнца. В них невозможно было смотреть, они ослепляли меня. От них невозможно было оторвать взгляд.
— Ты же не боишься меня? — мягко спросил он. Над грохотом квейк-рока, где каждому приходилось рвать горло, чтобы быть услышанным, его адаптированный голос входил в мои уши деликатно, с почти музыкальной интимностью.
— Боюсь, — ответила я. — А разве не должна?
— Вовсе нет. Правда. Я не такой уж плохой танцор.
Я засмеялась. Смех получился горьким, оскреб мне горло. Он мог понять — меня не пощекотала его ирония. Потому что мне не хотелось играть в игру, в которой он притворяется простым человеком.
— Я извиняюсь за Шарффи, — сказал он. — Ему нужно было сначала выяснить, хочешь ты этого или нет.
— Почему бы мне не хотеть?
— Существует множество причин. Но, уверен, тебе судить проще.
Совладав наконец со своим голосом, я проговорила:
— И, разумеется, ты хочешь танцевать со мной.
— Разумеется.
Как близко к тексту Джейн читала я свои слова. Какая-то вымышленная часть меня спросила:
— Разве ты не помнишь?
Улыбка его теперь стала насмешливой, красивой. Без раздражения и тревоги.
— У меня есть воспоминания, да.
Но я посчитала, что не могу сказать ему остального. Как бы я смогла? Я заживо сгорела бы, человеческий самовозгорающийся материал, сгорела бы со стыда.
Спустя мгновение он приблизился, и его тело коснулось моего, но не плеч и не рук. Я, автомат, и он, ангел, начали свой рефлексивный танец, что еще оставалось делать в этом месте?
В этом танце ты так близок к партнеру. Его чистое и случайное дыхание на моем лице. Он дышал, как дышал бы танцор, будто ему необходимо было дыхание. Его тело на моем ощущалось крепким и скоординированным, любовным, но и пристойным. И по-человечески теплым — определенно, усовершенствование. Еще он пах — чистотой и здоровьем, и каким-то неразличимым мужским запахом… и сексом. В точности, как описала Джейн. Но от волос его исходил аромат соснового леса.
Ресницы густые и длинные, темного оттенка корицы… помните, что она сказала?
Ничто живое не может быть настолько прекрасным.
И, как Шарффи безоговорочно подчеркнул, Сильвер — Верлис — не жил, и значит, все в порядке.
— Ты хорошо танцуешь, — сказал он.
— Спасибо. Да, я умею танцевать.
Он умер однажды. Они убили его. Теперь он воскрес из мертвых. О, не так, как Христос воскресил Лазаря. И… ведь даже Христос стал человеком.
Моя плоть к его плоти. Я больше не могла думать. Мне хотелось упасть без сознания на него, позволить морю накрыть меня приливными волнами удовольствия и забвения.
Что-то случилось, но что? Он взял меня за руку. Отвел в сторону, и окно растворилось — он, как и Шарффи (больше чем Шарффи), мог открыть любую дверь, даже без стука.
Мы оказались на улице, посреди террасы другой крыши. Высоко вверху фуксиновый пузырь, позади — свет шампань, и под ногами — неоновый мир.
— Лорен, — проговорил он. — Мне нравится твое имя.
— Верлис, — ответила я, — почему они изменили твое?
— А разве свое ты не изменила? — задал он встречный вопрос.
Что-то прошило меня, будто тонким копьем.
— Как ты узнал? Ты можешь читать мысли?
— Но ведь менять имена распространенная практика среди…
— Среди человеческих существ? Да, возможно.
— Ты не доверяешь мне, — сказал он. — А ведь более чем можешь.
— Потому что ты не человек?
— Конечно.
— Машина.
Он пожал плечами:
— Новый вид машины, Лорен.
— Прекрати повторять мое имя.
Он поднял мою руку к своим губам, провел пальцами по рту.
— Я снова прощу прощения. Чем бы ты предпочла заняться? Он обеспечит тебе проблемы, Шарффи, если ты все бросишь, да?
Несмотря на свое замешательство, вызванное разговором с ним, разговором человека с человеком, — безумным, и все же неизбежным, ведь я знала начало его истории, знала, что именно в этом он лучший, в своем человекоподобии, своей человечности, — до меня дошла другая истина.
Нет, не очередной Джейн мне предстояло стать, вовсе нет. Другая роль была мне уготована. Блондинка на Комптон Стрит. Бог мой, я должна была стать одной из подопытных крыс.
— Предполагается, что я трахну тебя, — высказала я мысль вслух. — Так?