«Узрите око Божьего Ангела Разрушителя!» — возвещал Дед. Поверьте, ребятки, мы старались быть паиньками.
Раз или два были и толчки (один довольно сильный, мне тогда было пять), помогавшие нам не забывать. Места разрушений все еще видны по всему городу, за исключением благополучных районов, где все восстанавливается тут же после первых возмущений.
Полагаю, вырастая посреди всего этого, я свыклась. Жизнь была проста. Повинуйся Деду, люби Бога, жди Дня Гнева, когда мы, правые, будем на золотых крыльях унесены в райские кущи. Верила ли я в Рай? Возможно. Нет, не особо. Может быть, это странно: я верила во все плохие составляющие — в Ад, наказание, в ненадежное и мстительное божество, — но точно не в Рай.
Гораздо более сильное землетрясение произошло, когда мне было девять. Оно началось прямо перед рассветом. Я помню, как шла — мороз, на земле лежал снег, — и прислушивалась к обычным во время толчков звукам: скрипам, ворчанью балок и кирпичей, к сметенной и ссыпающейся пыли и к тому грохотанью под кроватью, что было похоже на грузовик, где-то на улице увеличивающий обороты двигателя. «А, это толчки», — подумала я и почти погрузилась снова в сон. Но тут грохот перерос в рев, матрас подбросило, и часть хлипкого потолка сорвалась вниз и с треском раскололась на полу дортуара между койками. Что-то даже задело мои ноги и отскочило, не поранив. Девочки начали кричать, я тоже. Мы бросились из комнаты и попытались спуститься вниз по лестнице, но несколько ступеней обвалилось. Тогда кто-то сказал, что нам нужно карабкаться вверх по шатким ступенькам к противоположному краю крыши, к прочной, гораздо лучше укрепленной части над комнатой Деда.
Вот мы забрались на крышу… Я никогда не забуду тот гул и грохот, которые гигантской волной нарастали над городом, практически полностью почерневшим, если не считать вспышек жуткого, похожего на фейерверк света — это рвались кабели флаеров, силовые и электрические провода лопались и загорались. И затем становилось все светлее, потому что вставало солнце, а некоторые дома были охвачены огнем. Неужели сейчас? Неужели оно?
А затем неожиданно все прекратилось, будто бы земля осела, сопровождаемая отвратительным, скрежещущим звуком удара. Дед возник у каким-то образом уцелевшего пожарного выхода, и пыль штукатурки в стальных волосах старика добавляла его облику еще большее ощущение апокалиптичности. Он тут же заставил всех возносить молитвенные благодарности Богу, который оставил нас на скамейке запасных, пока подвергал наказанию весь оставшийся нечестивый город.
На несколько месяцев нас переместили на нижний этаж, над общей комнатой мальчиков, (в которой содержалось всего три или четыре тощих ребенка мужского пола), пока члены другого дома Ордена не пришли, наконец, и не подлатали немного лестницу и крышу, и тогда мы переехали обратно в наш дортуар. Долгое время мы не могли спать — были слишком напуганы, — но, в большинстве, мы все были детьми, и сон, в конце концов, нас смаривал. Вторичные толчки оказались слабыми, но новое землетрясение нанесло городу страшный урон.
Тем не менее, неделей после катаклизма мне исполнилось десять. Мой день рождения был отмечен торжественным благословлением, а также я получила особую привилегию омывать чужие ступни.
В следующем году я нашла Книгу.
На той неделе пришла моя очередь мытья посуды, чем я и занималась в подвале дома. Снаружи было пасмурно, приближалась гроза, и все, что я могла видеть сквозь самую верхушку окон, сводилось к зубчатой, медного оттенка линии хмурых облаков над разбитой стеной. Водонагреватель толком не работал (не был автоматическим), и потому половину времени я проводила за кипячением воды на неавтоматической электроплите. Мне было ужасно жарко, я постоянно зевала от усталости и скуки, чуть с ума не сходила.