И тогда он сказал очень странным голосом, человеческим и легкомысленным:
— Не сердись.
Непонятный момент прошел, но отражение все еще осталось… Джейн:
Отражение дождя пробегало по металлической коже лица и шеи Сильвера.
Лорен: Отражение грома пробегало по металлической коже лица и шеи Верлиса. И по его рукам, которые взяли обе руки Лорен. Пока она не отдернула их обратно.
— Значит, ты не станешь доверять мне, — мягко проговорил он. — Досадно. Я воображал, что теперь ты будешь.
— Потому что я твой временный домашний любимец.
Я боялась его, конечно, боялась, но все же какая-то часть действительно верила ему, как обыкновенно мы верим тому, что любим: собаке, что поворачивается и выгрызает нам горло, морю, которое разбивает нашу лодку и поглощает нас.
— Кто тебе сказал такое?
— О домашнем любимце? Это слишком очевидно. О, не волнуйся. Я даже не мечтаю о чем-то сверх своего положения.
Я видела, как он думал. Именно. Я предположила, что он задействовал какие-то связи, которыми всегда пользовался с остальными, и так проверил Би Си и Копперфилда, их поведение со мной, и оно было не таким уж и плохим.
— Должно быть, для тебя это сложно, — сказал он.
— Нет, почему же? У меня же нет выбора, верно? Поэтому все просто.
— Лорен, я хотел, чтобы ты была в безопасном месте.
— Квартира была небезопасным местом?
— В каком-то смысле.
— А здесь безопасно.
— В каком-то смысле.
— А Джейн? — спросила я. — Она тоже будет в безопасности?
— В этом дело?
— Что? В чем какое дело?
— Ты была там и видела, что ее привели ко мне. И мы с ней покинули комнату. Поэтому ты так враждебно настроена?
— Разве?
— Я говорил тебе о нас с Джейн.
Как я смогла продолжать смотреть на него? Взгляд в пространство. Я просто наблюдала за градом — теперь уже дождем, — за отражением дождя на его лице.
Мне было раньше страшно. Теперь я лишь чувствовала себя опустошенной. Я не знала его.
— Лорен, — продолжал он, — предполагалось, что мы встретимся, Джейн и я. И никто из нас двоих этого не хотел. И сейчас это ничего не значит.
Я отвернулась от него и вперилась взглядом в дождевую воду, потоками стекающую по стеклу. Похожий эффект, когда ртуть скатывается по хрустальной гладкой поверхности, такими были отражения на его коже.
— Я могу показать тебе, — сказал он.
— Показать мне что?
Его руки опустились мне на плечи, тяжелые руки, и в мгновение развернули меня. Я стояла лицом не к окну, а к гладкой, белой стене.
— Смотри, — сказал Верлис.
Стена превратилась в экран ВУ — да, именно, на ней проявилось изображение. Как он..? Он проектировал картинки из схемы памяти, как может любой приличный компьютер.
И вот я увидела Джейн, входящую в помещение с обитыми бархатом стульями и золотым освещением. Джейн в ее черном платье и с серебристо-светлыми волосами. Она была бледна, как я запомнила. На стене проецировалась предыдущая ночь, после концерта.
Верлиса не было видно. Разумеется, ведь все демонстрировалось с его угла обзора. Он сам был камерой.
В моем мозгу пылал вопрос: «Это все по-настоящему?»
Но она посмотрела в камеру, коей было его лицо, его глаза, и я увидела горе и тревогу в ее взгляде.
Когда он заговорил с ней, звук, его голос, выходил из объектива камеры.
— Им не следовало так поступать.
— Нет, — выдохнула она.
— Ты проделала долгий путь? — спросил он, Камера Верлис.
— Я не… это не важно.
— Мне жаль, — ответил он.
— Да. — Слезы (как она и говорила, она плачет; она может; она не потеряла сноровку) пролились из зеленых нефритов ее глаз. У голдеров зеленые глаза… иногда… — Это не ты. Правда? — спросила она.
— Нет, не совсем.
— Я имею в виду, что ты не Сильвер. То есть, ты не… ты не он.
— Нет. Несомненно, из всех людей ты одна можешь это понять.
Ужасающая догадка тенью пробежала по ее лицу.
— Ты так сильно похож на него. И ты не он. Я могла это понять, даже на сцене. Кто… ты такой?
— Я не знаю, — ответила ей камера, записывая свою картинку, которая теперь проигрывалась мне на стене. — У меня его воспоминания. Я мог бы найти тебя, Джейн, среди миллиона людей. Я мог бы описать тебя в таких точных деталях, что даже ты назвала бы это педантичностью. Но я не Сильвер.
— Кто же тогда?
— Кто или что? — переспросил он жестоко. — Я зову себя Верлис.