Его глаза. Даже во тьме, сквозь пелену морскую, я вижу его глаза, схожие с пламенем.
— Настанет день, когда тебе придется по-настоящему мне довериться, — говорит он. — На сегодня едва ли у них есть способ навредить нам. А вскоре — меньше, чем через двадцать четыре часа — не останется и шанса, что они вообще рискнут попытаться.
Я села на кровати. Слезы остановились. В очередной раз я потребовала ответа:
— Что ты натворил?
Помню. Не смотря, на свою клятву — прах, крах и страх.
Помню, что это создание накачало меня наркотой, или позволило кому-то другому сделать это — и ради чего? Очередная игра? Помню, он позволил Глае и Ко сыграть для меня Джейн и Тирсо, и так я попала в МЕТА.
Я никогда не спрашивала его, почему. Никогда не пыталась все это прояснить для себя. Зачем мы это делаем? Я слышала о женщине, — думаю, это была Даф из моей уборочной группы, — которой ее бойфренд периодически ставил фингалы. И она говорила: «Да, мне следует уйти от него», или «Да я и забываю об этом, когда у нас все в порядке». Со мной так же?
Склоняясь над ним в темноте, я ожидала ответа на свое первое восклицание «Что ты натворил?», но, не получив его, я снова села рядом. Я спросила ни с того ни с сего:
— Зачем ты дал мне наркотик в то утро в России? Почему ты позволил Глае притвориться Джейн? Верлис.
— Ладно.
Он тоже сел на постели. Мы сидели порознь, в темноте.
— Ты не была под действием наркотика. Ко тебе соврал. Он практиковался в искусстве лжи. Как у всех нас, у него есть свои недостатки.
— Тогда что это было? Мне что-то чудилось… только это происходило на самом деле… Голдхоук и остальные в квартире, что они говорили о поезде…
— Лорен, тебе надо свыкнуться с тем, что мозг твой способен проделывать различные штуки. Нечеловеческие штуки. В то утро твоя человеческая часть пребывала в состоянии сна, но механическая — по-другому не выразиться — бодрствовала и была начеку.
— Чего?
— Ты спросила. Я тебе ответил. Ты помнишь кольцо, которое я дал тебе в то утро?
— Да. С таким…
— Голубым камнем. Не было никакого кольца, Лорен. Я тебе оставил розу из магазина. Я заставил тебя увидеть кольцо в своеобразном сне, что мы разделили вместе до того, как появились остальные.
— Мы видели общий сон?
— Это синаптическая стыковка — электрическая телепатия. Вот и все. Люди иногда так делают. Но мы можем делать это гораздо лучше. Хотя, как и Ко, тебе придется практиковаться. В тот раз у нас просто все получилось, как надо.
Мне хотелось закричать. Или рассмеяться. Все мои слезы иссушились в момент. Он сидел рядом.
— И я позволил Глае и Ко солгать тебе, будто они Джейн и Тирсо, по большей части для того, чтобы быть уверенным, что ты безопасно доберешься до МЕТА и за город, после того, что Кикс и Джи там устроили. Кроме того, я хотел посмотреть, вдруг к тому времени твоя биомеханизированная сущность станет тебе очевидна.
— Ты знаешь, что я ничего не поняла. До настоящего момента.
— Тебе надо практиковаться, — лаконично заметил он, — Я уже говорил.
— Ты…
— Но есть и другая причина. Я колебался, упоминать о ней или нет. Глая и Копперфилд были приманкой. Лишь тревога за то, что я могу быть Сильвером, привела Джейн во Второй Город. И я хотел, чтобы у Джейн и друга ее друга была возможность добраться до их самолета во Францию. Если бы все это не провернули, я сомневаюсь, что ей удалось бы избежать паутины Деметры.
— Значит, она небезразлична тебе.
— Небезразлична ровно настолько, чтобы помочь ей сбежать, да.
— Ее хрупкое человеческое состояние.
— Да. Причинять им вред должно навсегда оставаться неправильной вещью.
— Им? Им? Людям…
— Им, — отрезал он. — Так. Теперь пойдем. Я покажу тебе, что мой вид здесь организовал. И таким образом отвечу на твой первый вопрос.
Он всего лишь поднял голову выше, и тусклый и слабый свет зазолотился в комнате.
Я спросила, дрожа:
— Могу я так же?
— Возможно.
Холодное выражение на его лице; он поднялся с кровати.
— Ты зол на меня, — сказала я.
— Ты зла на меня, — сказал он.
— На все это.
— Да.
— Черт бы тебя побрал, — я закричала на него, — для тебя это не то же самое!
— Нет? — Он схватил меня, свирепо сжал руки, как и раньше, его самообладание держалось на волоске, и его глаза теперь горели раскаленными угольками. Может ли он знать мои мысли? Могу я… знать его?