Магия обслуживания женщины – это доступность без мучений отказа, это наслаждение без гнета последствий. Контракт выполнен – и больше ни взгляда, ни слова. Мой голод подпитывался сам собой, я никак не мог насытиться и с трепетом ждал новых подарков судьбы. При веселом звуке дверного звонка внизу, предвещавшем новые чудесные волнения, мое сердце начинало колотиться с утроенной силой. Только по шагам на лестнице я мог набросать эскиз тела, которое мне предстояло обнимать: я слышал то легкое, но осторожное постукивание тонких каблучков, то скольжение со ступеньки на ступеньку кроссовок, то неуверенную остановку на полпути после тяжелой поступи, то мерные звуки плоских подошв, знающих, куда идти. Обычно последний лестничный марш преодолевался тише, словно посетительница избегала нескромного шума, пыталась привести в порядок мимику лица после утомительного восхождения. Когда раздавался стук в мою дверь, я уже испытывал эрекцию. У меня были уже не клиентки – вульгарное слово! – а феи, ангелы, и я оказывал им самый куртуазный прием. Я воображал себя проводником по райскому саду, пастырем, собирающим отбившихся от стада овечек и ведущим их верным путем. Я назвался псевдонимом Вергилий по аналогии с поэтом, провожавшим Данте из ада в рай. В любое время года я ставил на низкий столик блюдо со свежими фруктами: вишнями, мандаринами, манго, сверкающими, полированными, как детские щеки, яблоками. На столиках по обеим сторонам кровати стояли вазы, полные миндаля в шоколаде, трюфелей в пудре какао, имбирных палочек, печенья. Раз в три дня я покупал новый букет цветов, избегая слишком пахучих и пьянящих сортов. Я зажигал свечи и ароматические палочки. Зимой носики моих дам ярко алели. Окна были покрыты узорами инея. Я предлагал им грог. Каждый раз, когда в моей квартирке появлялась незнакомка, пусть всего на час, я чувствовал спазм внизу живота, горизонт расширялся, на меня проливался благостный свет. Мне нравились не сами женщины, а та ситуация, в которой они передо мной представали. В один прекрасный момент я вдруг понял, что могу страстно, жадно желать любую женщину, не боясь чувства вторичности. Это открытие сделало меня счастливым. Вся моя жизнь протекала в тех считанных сантиметрах, что отделяют рот феи от ее лона. После их ухода я вдыхал нежный, опьяняющий запах чувственного сражения, сбереженный простынями или покрывалом.
Царские празднества
Лишь только войдя в свою комнатенку, я проскальзывал в иное измерение и закрывал за собой дверь, ведущую в мир. Я менял свое имя и гардероб, переодевался в сценический костюм: тапочки, легкие штаны, распахнутая сорочка. Все мои ангелы были чем-нибудь восхитительны: одни были как оперные певицы, с первого же поцелуя затягивающие григорианский хорал, другие – как царицы, отдающиеся с безразличием великолепного животного. Кто-то расфуфыривался и надраивал свои интимные места, как корабельную палубу, считая мое ложе подиумом для своих гениталий; другие модницы не снимали темные очки, чтобы не уронить себя. Некоторые особы, исполненные материнских чувств, угощали меня вареньем; пылкие шли ко дну, ударившись о наслаждение, как о подводный камень; монотеистки кончали всего по разу, политеистки по многу раз, безбожницы никогда. Внизу каждого живота располагалась дверка, ведущая в пещеру чудес.
Гладкость кожи, сладострастно раскинутые ноги, пленительное дыхание, трусики размером с почтовую марку – все вызывало у меня удивление. А что искали мои невесты во мне? Не только запретную, брутальную любовь, но и детскую радость, когда вас ласкают, целуют, обнимают любящими руками. Так я и представлял себе свою новую жизнь: стократ возвращать своим безымянным возлюбленным ту любовь, которую мне дарили родители. Я всегда знал, что любовь – это страсть, обуревающая несметные множества, и, открыв лавочку по торговле своими ласками, стремился стать агентом этого множества, удачливым пропагандистом. Впервые я чувствовал себя свободным и правильным – так говорят об удачно взятой ноте.