– Поверь, я делаю это без сердечной радости, просто пользуюсь противоречиями капитализма. Если завтра система рухнет, я все отдам народу.
Во взгляде моей матери, опиравшейся на плечо Леона, я читал приговор себе: «Ты меня разочаровал». Я утратил статус любимчика. Она еще активнее обычного боролась за сохранение природы и за отказ от вивисекции, устраивала акции против поставщиков гусиной печенки, прерывала корриду в Ниме, Арле, Памплоне, поливая пикадоров и тореро кровью с трибун. За это она терпела пощечины и поношения. Ничто ее не останавливало: мученица на ниве защиты животных, она предпочитала терпеть ненависть толпы, чем изменить своим убеждениям. Мой отец освобождал ее от ареста, оплачивая адвокатов. Мой брат Леон тоже включился в ее борьбу: он объяснил мне, что земля сжимается, что рыбы и насекомые Африки устремляются в Европу и что завтра в Провансе может снова вспыхнуть малярия. Словно в подтверждение мысли о нарушении видовых ареалов в гостиную влетела чайка, поносилась вокруг люстры и с истошным криком врезалась в зеркало, принятое за окно. Моя матушка, громко причитая, бросилась оказывать ей первую помощь. Бедная птица, десять лет назад символизировавшая для меня свободу, теперь валялась на полу со сломанными лапами и свернутой шеей; заблудилась, попала во враждебную среду – и вот результат.
– Ну и дуры эти чайки! – расхохотался Жюльен.
В тот вечер много пили, даже слишком. Мое возвращение, видимо, можно было переварить только при помощи больших доз спиртного. Я оказался во власти теплой дремоты. Раз в десять минут кто-нибудь из моих друзей звонил Фанни и оставлял ей срочные сообщения. Ее затянувшееся отсутствие портило нам праздник. Я сидел в своей кучке навоза, они восседали на тронах. Я бродил от стола к столу, как ярмарочная невидаль. Мое появление прерывало разговоры, но ненадолго: женщины разговаривали о жутком радикулите, моде, психоанализе, мужчины – об инвестициях, футболе, самосовершенствовании. Я был поражен стремительностью, с какой мой статус изгнанника сменился на статус прощенного. Меня никто не избегал, но никто и не искал. Не знаю, на что я рассчитывал, – ожидал, наверное, чего-то большего. Изумляли долетавшие до меня обрывки разговоров. Тео Вандервельт, главный фат нашей компании, женатый теперь на двадцатисемилетней иранке, возбужденно восклицал:
– Молодежь занимается любовью, старики жрут. Когда старики вспоминают про любовь, то все равно отдают предпочтение хорошей жратве!
Он заметно опьянел. Его напрасно пытались угомонить. До моего слуха донеслась его реплика, посвященная мне и обращенная к группе мужчин:
– Взгляните на него, урод уродом. А туда же, большой постельный мастер…
Остального я не расслышал. Меня ранил хохот его слушателей, но я сделал вид, будто ничего не произошло. Я вполне мог ошибиться, ослышаться. Я ждал своих детей, а их все не было. Я принес для них книжки с иллюстрациями, факсимильные издания серии «Hetzel»: «Из пушки на Луну», «Без семьи», «Робинзон Крузо». Устав ждать, я отдал их Сюзан, яростно резавшейся в покер. Она криво усмехнулась:
– Себастьян, наши дети выросли, они уже такую литературу не читают.
Рядом с ней смеялся и курил окруженный обожателями Жюльен. Эта парочка объединила интеллекты и создала устрашающий союз. Кажется, моя бывшая теща обожала нового зятя, тот отвечал ей взаимностью.
К двум часам ночи компания поредела. От жары самые прекрасные порывы поблекли, рукопожатиям, которыми меня одаривали, не хватало уверенности. Я остался на балконе один, сидел себе в кресле-качалке, переваривая свое поражение. Мне в рот сунули сигару, в руку – тонкий бокал. За домами катилась, как круг сыра, белая луна. Жеральд, пьяный в дым, счел себя обязанным составить мне компанию. Ему было нелегко держать открытыми остекленевшие глаза.
– Знаешь, Себастьян, мне было совсем не весело бросать литературу. Я даже не совсем бросил, что бы ни говорил Жюльен. Найду хороший сюжет – тут же снова засяду.
Он трясущейся рукой налил себе еще. Я вежливо сказал:
– Был бы счастлив тебе помочь, Жюльен.
– А ведь ты можешь, забавно, что ты это говоришь, я поверить не могу! – Он придвинулся ко мне. – Послушай, Себ у меня есть к тебе предложение. Подумай хорошенько, идея-то на вес золота.
– Не понимаю.
– Все просто, только момент, кажется, неудачный. Ладно, была не была!