Мне снова грустно. Я не заметил,
Как в душу вкралась, как вкралась грусть.
Я думал встретить, и я не встретил.
Она не хочет. Так что же. Пусть.
О ней, неверной, о ней обманной,
О ней грустить мне в больной тоске? —
В минуту встречи благоуханной,
Когда дрожала рука в руке.
Я знал, что нежность — одно с пороком,
Что грёз стыдливых не надо нам.
И я смеялся ее упрекам,
И я смеялся своим словам.
Их было много, меня любивших,
Тех похотливых и теплых тел,
Меня обвивших, меня томивших,
В ком счастье, счастье найти хотел.
Ах, с каждой тот же влюбленный шепот,
Сознанье власти – пьянящий бред…
И тот же опыт, позорный опыт.
Их было много. Их больше нет.
На страсть ни разу я не ответил.
И вот я знаю все наизусть.
Мне грустно, грустно. Я не приметил,
Как снова в душу прокралась грусть.
VI. УШЕДШИЙ
Проходите, женщины, проходите мимо.
Не маните ласками говорящих глаз.
Чуждо мне, ушедшему, что было так любимо.
Проходите мимо. Я не знаю вас.
Горе всем связавшим доверчивое счастье
С ласками обманщиц, с приветами любви!
Полюби бесстрастье, свет и самовластье.
Только в этом счастье. Только так живи.
Тени говорящие дрожавших и припавших,
Тянетесь вы медленно в темнеющую даль.
Было ль, было ль счастие в тех встречах отмелькавших?
Может быть и было. Теперь – одна печаль.
В дебрях беспролётных, в шелестах болотных
Ты навек погибнешь, если любишь их.
Уходи от этих ласковых животных,
Ты, что должен выковать озарённый стих.
Горе всем припавшим к соблазнам и покою,
Горе полюбившим приветную тюрьму.
Горе всем связавшим свою судьбу с чужою,
Не понявшим счастья всегда быть одному!
VII. НА ГОРНОМ ПУТИ
На каменногорных откосах
Ликующий отблеск разлит. –
Задумчиво поднял я посох,
Ступил на холодный гранит.
Открылись мне горные кряжи.
Весь мир и тревожен и нов,
С тех пор как стою я на страже,
Питомец беспечных пиров!
Ах, были и пляски, и девы
На тех прозвеневших пирах!
Гитарно-родные напевы
Молили остаться в шатрах.
Соблазны ликующих рынков
Дарили свой красочный бред,
Любил я и мощь поединков,
И пьяное счастье побед!
И все я сурово отринул.
Безжалостно крикнул: прости!
Звенящий бокал опрокинул —
И вот я — на горном пути.
Ненужны мне радости пира
И гордого гордая честь. —
Несу я сознание мира,
Боюсь, что не в силах донесть.
Все круче мой путь и безвестней.
Весь мир и тревожен и нов.
За мной мои звонкие песни
Кружатся как рой мотыльков.
Толпой прихотливо неровной
Они обвевают меня.
Они напевают любовно,
Они напевают звеня:
– «Идешь ты к утесистым кряжам,
К сверканиям льдистой страны,
Мы людям расскажем, расскажем
Твои затаенные сны.
Мы будем им ласковой вестью
О путнике в горном пути.
Мы будем звенящею местью
Для всех, кто не хочет идти!
Когда же к утесистым кряжам
Дойдешь ты в упорной борьбе,
Мы людям расскажем, расскажем,
Расскажем им все о тебе».
VIII. В КЕЛЬЕ
Упорный дождь. Пригнулись сосны,
И стонут тонкие стволы.
И меркнет мир, глухой и косный,
В захватах властвующей мглы.
Упорный дождь. Но в тихой келье
Я – затворенный властелин.
И мне покорствует веселье
Моих рассудочных глубин.
Я мир эфиров темно-синий
И неожиданных зарниц, –
Презрел для вычерченных линий,
Умом означенных границ…
Я не пойду в поля и рощи,
Пригнуться к шелестам травы,
Пить беспредельность светлой мощи,
Пить ликованья синевы.
И темный Город, гулкий Город
Я также вольно превозмог,
Где мир разорван и распорот
Зияньем криков и тревог.
Не блеск послушных механизмов,
Не мягкий шелест темных рощ, –
Но цепь упругих силлогизмов,
Ума отчетливая мощь.
Ума упорные усилья
И озарения минут –
Мои восторги и воскрылья,
Меня смущенного влекут!..
И вот, в мерцаньи тихих келий,
Под мглой затянутых небес,
Я – бражник, жаждущий веселий.
Я – схимник, жаждущий чудес!