Выбрать главу

Именно эти мужики, ведомые Исполатовым, героически защищают «забытый край» от японских самураев, которые мечтали превратить Камчатку в землю Микадо.

Чувства патриотизма, национальной гордости за свой народ и Отечество одинаково влекут на защиту и «беглого каторжника» Исполатова, и охотника Егоршина, и казачьего урядника Сотенного, и отца и сына Блиновых.

Убедительно демонстрирует Валентин Пикуль интриги царского министра Плеве и его окружения, которые требовали роспуска народного ополчения именно в тот момент, когда решалась судьба Камчатки.

Характеризуя положение того времени, В. И. Ленин писал: «Такая политика выгодна кучке дворян, занимающих высокие места на гражданской и военной службе. Им нужна политика приключений, потому что в ней можно выслужиться, сделать карьеру, прославить себя «подвигами» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 4, с. 381).

Роман В. Пикуля «Крейсера» как бы является продолжением «освоения» писателем Дальнего Востока.

О русско-японской войне писали и пишут довольно многие писатели, ей посвящена довольно обширная литература. И именно она формирует общественное мнение о причинах возникновения, общем ходе и окончании первой масштабной войны эпохи империализма, возникшей в результате борьбы крупных держав России и Японии, за раздел Кореи и Китая. Япония, разбив в войне 1894–1895 годов Китай, захватила ряд его территорий и приобрела сильное влияние в Корее, вызвав противодействие со стороны царской России, стремившейся к захвату Маньчжурии. Началась подготовка к войне. Однако в 1904 году Тихоокеанский флот России уступал по силе японскому и к тому же был рассредоточен по разным портам. Сухопутные войска на Дальневосточном театре — малочисленны и разбросаны по русской территории Дальнего Востока и Маньчжурии, строительство укреплений в Порт-Артуре только начиналось. Незаконченность Сибирской железнодорожной магистрали затрудняла перевозку подкреплений.

— Как оборонялся Порт-Артур, мы знаем, — рассказывая о романе «Крейсера», поясняет автор, — а вот как оборонялся Владивосток? Военный министр Куропаткин, вернувшись из Японии, в своих бодрых отчетах заверял правительство, что эта страна к войне не готова, а русский Дальний Восток превращен в нерушимый Карфаген. Художник Верещагин, который был в то время во Владивостоке, никому никаких отчетов не давал, но своей жене в частной переписке сообщал, что у Японии и флот, и сухопутные войска очень хороши, так что она, в том нет сомнения, причинит нам немало зла… У них все готово для войны, тогда как у нас ничего не готово…

Взявшись рассказать об очень сложном моменте в русско-японской войне, Валентин Пикуль сумел воссоздать объективный исторический процесс во всей целостности и сложности. Изложенные в романе события — не абстрактны, они основаны на достоверном, скрупулезно отобранном материале. Даты, цифры, факты, характеристики театра военных действий даны в полном соответствии с действительностью. Ярко и зримо созданы герои — мичман Сергей Николаевич Панафидин, комендор Николай Шаламов, члены экипажа крейсера «Рюрик», подвиг которого приравнен к подвигу крейсера «Варяг».

— Я очень доволен, что мне попался материал о якуте, священнике Оконечникове. Но фамилия его никак не укладывалась в текст, и я заменил ее на другую — Конечников. Это был настоящий самородок. Родился он в убогом краю. С легкостью постигал знания. Самоучкой освоил английский язык, что казалось тогда просто немыслимым. Слава о нем дошла до властей духовных. Оконечникова вызвали в консисторию и направили священником на крейсер «Рюрик».

Забавно, что японский консул Кавакама однажды здорово ошибся, приняв его за японца с острова Хоккайдо. Вырвавшись из плена, Оконечников попытался известить Артиллерийский ученый комитет о ненадежности артиллерии, но наткнулся на чванство и бюрократию… После обширного интервью, которое он дал для столичных газет, дело о «строптивое» иеромонахе было передано в Святейший синод, где и решили «смирить» гордыню крейсерского попа. Оконечников был заточен в Спасско-Якутский монастырь. Как сложилась судьба этого человека дальше, я не знаю…

Роман Валентина Пикуля «Крейсера» зримо показывает преданную любовь к Отечеству и верность воинскому долгу. А эти качества всегда присущи русскому человеку, всегда современны. А как мастерски выписан такой эпизод в романе:

«В кают-компании «Рюрика» мичман Щепотьев философствовал:

— Лично мне японцы не сделали ничего дурного, чтобы я убивал их и топил. Думаю, что японцы тоже не могут испытывать ко мне ненависти, чтобы убивать меня. Разве не так?..

— Перестаньте, Щепотьев! Природа войны со времен глубокой древности такова, что человека убивает человек, не испытывая к нему личной ненависти. А когда на Родину нападают враги, тут мудрить не стоит: иди и сражайся…

В этот момент в спор вмешался шкипер Анисимов:

— Почему ваши сомнения в справедливости войн возникли только сейчас?.. Ведь когда вы избирали себе карьеру офицера, у вас, наверное, не возникло сомнений в вопросе, противна ли война человеческой природе? Вскормленный на деньги народа, вы не стыдились получать казенное жалованье, в котором тысячи ваших рублей складывались из копеек и полушек налогоплательщиков. Значит, получать казенные деньги вам не стыдно было. А вот бить врагов вдруг почему-то стало неудобно… совесть не позволяет.

Шкипера Анисимова поддержал Хлодовский:

— Какова же моральная сторона вашего миротворчества? Меня, сознаюсь, ужасает мысль, что, не будь войны, вы спокойно продолжали бы делать карьеру… Теперь я вас спрашиваю, господин Щепотьев: почему вы молчали раньше, а заговорили о несправедливости войны только сейчас, когда война стала для всех нас фактом, а присяга требует от вас исполнения долга?

— Вы все… каста! — вдруг выпалил Щепотьев. — История еще накажет всех вас за ваши страшные заблуждения.

— Если мы и каста, — невозмутимо отвечал Хлодовский, — то эта каста составлена из патриотов отечества и, простите, вы сами сделали же все, чтобы не принадлежать к этой касте, представленной за столом крейсера «Рюрик»…»

— Когда я касаюсь темы патриотизма, — уверенно подчеркивает Валентин Саввич, — я пишу об этом без всякой натуги. Мой патриотизм глубоко осмыслен благодаря изучению прошлого нашей Родины. Я твердо уверен, что патриотизм — это своего рода культура духа, он воспитывается на сохранении лучших традиций народа…

Пресса, выискивая виновников неудачной войны, обрушивалась на Генеральный штаб, как средоточие военной доктрины, с критикой. Подвергалась насмешкам и сама Академия Генштаба, которая дала неправильные «рецепты» для ведения войны…

Тогда же был проведен опрос офицеров и генералов с военно-политическим образованием: в чем они видят причины неудач войны с Японией? Генералы отмалчивались. Зато офицеры дали волю своему возмущению: по их мнению, главным виновником поражений был бездарный Куропаткин, окруживший себя не менее бездарными генералами, создавшими вокруг него непроницаемое кольцо интриг, наветов, поисков сплетен и пустого бахвальства… Никто не возвысил голоса, все терпели любую глупость, все молчали. Канцелярщина штабной бюрократии замораживала любую свежую мысль не только в стратегии, но даже и в полевой тактике. Радио- и телефонная связь бездействовали, а генералы под огнем противника рассылали пеших и конных ординарцев, как во времена Очакова и покорения Крыма. Офицеры не только не владели боевыми маневрами, но пренебрегали психологией солдат. Между тем в этой неразберихе единственным и правильным лозунгом был такой: «Вперед — избавим Порт-Артур от осады!»

Офицеры в этой войне были вроде официанта в ресторане, который готов подать генералу любое блюдо по его вкусу!..

Валентин Саввич продолжил разговор о патриотизме:

— В моем представлении патриотизм — это знание о своем Отечестве, и эти знания помогают нам правильно понимать и объяснять любовь к Отчизне. Он (патриотизм. — С. К.) не может быть каким-то приземленным чувством, проявляющимся в любви к какой-то деревне, какому-то березовому краю. Здесь должно быть все: память о поле Куликовом и стремление узнать, откуда есть пошла и как стала земля русская и как славяне пришли и разбили римские легионы, отчего летописец, над головой которого храпели татарские кони, старательно выводил старославянской вязью обращение к потомству…