— Валентин Саввич, у вас, видимо, с приобретением ценных книг связаны большие расходы?
— Вопрос очень деликатный, хотя на первый взгляд кажется и простым. Здесь я вынужден впустить вас на свою авторскую «кухню», куда заглядывает только моя жена. Но все же отвечу честно: иногда расходы на приобретение нужных книг превышают сумму моего будущего гонорара. Впрочем, об этом я никогда не жалею, ибо знание дороже любых денег.
— Спасибо за откровенность. Теперь скажите: бывают же, наверное, такие случаи, когда необходимую книгу нигде и ни за какие деньги нельзя достать?
— Вопрос попал в цель. Отвечу подробнее. Лет пять тому назад я начал большой роман о Сталинградской битве. Я дописал роман до того места, когда танки Паулюса вдруг выкатились к Волге возле цехов тракторного завода, и… остановился.
— Почему? Какие-то сомнения?
— Никаких сомнений не было, и ход событий, политических и военных, был мне ясен как божий день. Но работу все же пришлось прервать: у меня не было одной книги.
— Какой?
— Объясню. Сам фельдмаршал Паулюс, проживая после войны в ГДР, оставил незаконченные заметки о военно-стратегической катастрофе вермахта. Эти заметки покойного фельдмаршала были опубликованы в нашем «Военно-историческом журнале». Но сын Паулюса — он был майором гитлеровского вермахта и остался жить в ФРГ — предоставил материалы о своем отце западногерманскому историку фон Гёрлицу, который и написал книгу: «Паулюс: Я стою здесь по приказу». Отсутствие этой книги и задержало мою работу. Я потратил немало усилий, чтобы раздобыть ее. А теперь моя жена переводит фон Гёрлица с немецкого, чтобы я мог с чистой совестью продолжить работу над романом, название которому еще не придумал.
— Догадываюсь, что ваш библиографический список литературы о Сталинградской битве огромен.
— Да, это действительно так. Причем я учитываю в нем и все работы иностранных авторов, переведенные на русский язык, особенно с немецкого. Ведь для того, чтобы точнее уяснить истину, надо посмотреть на самих себя глазами противника. Но все-таки библиографический перечень материалов к роману «Фаворит» был больше. Он собирался годами, и все многое из учтенного в нем оказалось «за бортом», ибо роман — это не научная монография: тут надо сказать только то, что необходимо, а все лишнее, как бы оно ни было лакомо для читателя, приходится отбрасывать, чтобы расчистить место для главной темы. В связи с «Фаворитом» мне вспоминается смешной казус, связанный с библиографическим поиском.
— А разве в библиографии бывают смешные моменты?
— Представьте себе, да! Позвонил мне из Ленинграда один историк, не буду называть его фамилии, и говорит, чтобы я срочно выезжал в Ленинград: «Вы никогда не напишете своего романа, пока не ознакомитесь с перепиской Екатерины II и Потемкина, которая находится в архивах нашего института». Я выслушал его и ответил: «Благодарю, но эта переписка давно лежит на моем столе». — «Как? Откуда?» — последовал возглас. «А вот так, — отвечаю, — она была опубликована на страницах журнала «Русская старина» в 1876 году». Вот к чему приводит библиографическое неведение!
— Валентин Саввич, я не спрашиваю, какой роман дался вам труднее всего, но хочется узнать, какая библиографическая работа оказалась для вас самой сложной.
— Видите ли, легко, наверное, писать книги о Суворове или Пушкине: тут такая груда материала, что только успевай выбирать нужное. Совсем иное дело, когда герой неизвестен или забыт. Приходится здорово повозиться, пока сыщешь нужное. Очень трудно было с библиографическим списком о генерале Моро, который я составлял, готовясь написать роман «Каждому свое». Кстати, и тут не обошлось без интересного момента. Из Франции мне прислали книжку Эрнеста Додэ об этом генерале. Спасибо, конечно! Но мне даже не пришлось переводить ее, ибо, изданная в 1909 году в Париже, она в том же году была переведена и напечатана на страницах нашего «Исторического вестника». Вот вам блистательный пример того, как оперативно работала тогда русская периодика, почти моментально знакомя публику со всеми новинками Европы.
— Валентин Саввич, вы недавно опубликовали роман «Каторга» — о событиях на Сахалине в период русско-японской войны. Трудно, наверное, было готовить список необходимых для его написания источников. Ведь мы хорошо знаем литературу по обороне Порт-Артура, о Цусимском сражении, но оборона каторжанами Сахалина мало кому известна.
— Список я подготовил небольшой, но дался он мне трудно. Еще труднее было добывать книги по этой теме. Отдельные статьи рассеяны по узкоспециальным изданиям, таким, как «Медицинские прибавления» к «Морскому сборнику». Наконец, очевидцы тех событий, разъехавшись после войны по всей стране, печатали воспоминания то в Курске, то в Баку. Тиражи их мизерные, авторы неизвестны… Но я все-таки собрал все, а уж как получилось в романе — судите сами. Кстати, когда я писал роман «Каторга», очень мешала одна книга. Она содержит ценные сведения о каторге. Это книга Власа Дорошевича «Сахалин» (М., 1903). Заглянул — настолько талантливая, настолько захватывающая, что я сразу же сказал себе: включу ее в перечень подготовительных материалов, но больше смотреть ее не буду. И когда передо мной выстроилась вся подборка материалов по Сахалину, начал их штудировать. Но Дорошевича с полки так и не снял. Читал Чехова, всевозможные справочники, а эту книгу не трогал. Мне она мешала. Я боялся попасть под ее влияние. Психологически это было очень трудно: отказаться от ценного материала, чтобы он не покорил тебя.
— Валентин Саввич, вернемся к разговору о библиографах, а точнее, о вашей жене: она, видимо, много вам помогает…
— Плохая была бы жена, если бы не помогала. Мало того, она параллельно со мной прочитывает все материалы, какие изучаю я. А это, знаете, весьма и весьма трудно. Ведь читать-то приходится не Агату Кристи и не Жоржа Сименона, а сюжеты нашей кровавой истории, от которых иногда и мне-то уснуть невозможно.
— У вас большие картотеки, составленные вами. И не только на людей, живших задолго до нас, но и на события прошлых веков. Что занимает вас сейчас как библиографа?
— Пожары! Эта тема, весьма насущная для старой, еще деревянной Руси, часто горевшей, почти не обеспечена библиографической информацией. А мне интересно знать, как и при каких обстоятельствах сгорали наши древние города. Вот и ищу литературу.
— Вам это нужно для нового романа?
— Да нет. Пожар — это лишь эпизод, и тут романа при всем желании не получится. Мне просто самому вдруг стало любопытно, отчего так часто полыхала Русь, в чем тайна одновременности возникавших в разных городах пожаров, которые надолго сохранялись в народной памяти и почти никак не отмечены в отечественных библиографических изданиях.
Как ни пытайся выстроить логическую связь вопросов в беседе с писателем, она постоянно рвется. Слишком сочна биография Валентина Пикуля, колоритна его жизнь, широк диапазон его познаний.
Как-то неожиданно возник вопрос о детективной литературе. Видимо, потому, что его роман «Честь имею» в некоторой степени содержит элементы этого жанра.
— Для романа «Честь имею» материалы собирал давно. И вот почему. У нас выработалось мнение: положительный герой — это разведчик или шпион. А они встречаются только в детективной литературе. Я категорически против такого подхода. Мне не нужен детектив! Я хотел глазами агента русского генштаба показать миростроение в канун первой мировой войны, обстановку в Европе в то время.
— Но, Валентин Саввич, вы даже не называете имя своего героя!
— И не назову!
— Таким образом интригуете читателя, хотя временами некоторыми мазками показываете его профессиональные тайны.
— Совсем так не считаю. Это приемы тех, кто увлекается написанием объемных детективов. Я никогда не хотел бы заострять внимание читателей на занимательных историях. Дело гораздо серьезнее. А то, что мой герой будет попадать в необычные ситуации, это не случайно. В те годы, о которых я пишу, очень многие попадали ох в какие переплеты…
— Валентин Саввич, а зачем ставить героя в такие, казалось бы, совершенно безвыходные ситуации?