Главный морской штаб, учитывая, что флоту уходить некуда, представляет в СНК докладную записку, в которой, проанализировав обстановку, приходит к выводу: флот, чтобы он не достался врагу, придется затопить. На записке В. И. Ленин написал: «Ввиду безвыходности положения, доказанной высшими авторитетами, флот уничтожить немедленно. Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)».
18 июня в 4 часа стоявшие в Новороссийске корабли были стянуты на рейд Цемесской бухты, неся на своих мачтах сигналы «Погибаю, но не сдаюсь!».
Во время Отечественной войны на Северном флоте с восхищением произносилось имя эсминца «Гремящий», который во многих операциях принимал участие вместе с эсминцем «Грозный».
«Гремящий» сопровождал конвой. Разыгрался ураганный ветер. Крен эсминца достигал 50 градусов. Это был почти предел остойчивости корабля. Гигантские водяные валы перекатывались через палубу, заливая вентиляционные устройства. Сто пятьдесят миль оставалось еще до пункта назначения конвоя, когда ударом волны на одном из транспортных судов сорвало руль и оно оказалось во власти разбушевавшейся стихии.
Командир дивизиона эсминцев А. И. Гурин принимает решение — взять транспорт на буксир. Восемь часов ушло на то, чтобы только подойти к аварийному судну и подать трос…
Весной 1943 года экипаж «Гремящего» первым из надводных кораблей был удостоен высокого звания гвардейского.
Эсминец «Грозный» входил в состав союзных эскортов, которые конвоировали караваны с поставками по ленд-лизу. В нашей стране не все отчетливо представляли, какой длинный и тяжелый путь проделывала через океан обычная банка свиной тушенки, пока ее где-нибудь под Курском не вскроет штыком наш солдат.
— Война нас, подростков, многим обделила. Но в те годы мы очень быстро взрослели. На эсминце я встретил людей замечательных, прекрасных специалистов и знатоков своего дела. Как их ценили и уважали! Возвращаемся мы из похода, выстраиваемся на палубе, запели горны. Командующий флотом А. Головко выслушивает рапорт, пожимает руку командиру корабля, потом поворачивается и подает руку мичману Холину, который еще вчера, во время атаки подводной лодки, когда надо было голыми руками, ногтями отодрать ото льда и сбросить глубинные бомбы, раньше всех выбежал, прямо босиком, и пока не сыграли отбой, он так босиком и стоял на юте и не просто стоял, а выполнял боевую задачу. Вот кто такой был мичман Холин.
— Я сам никаких выдающихся поступков не совершил, — рассказывает Валентин Саввич, — просто старался честно выполнять службу и быть верным присяге. Я был свидетелем и очевидцем таких героических деяний, которые и по сей день наполняют меня гордостью за своих флотских товарищей…
В конце войны, осенью 1944 года, мы всей бригадой миноносцев шли вдоль Кольского полуострова…
Если открыть первый роман Валентина Пикуля «Океанский патруль», то об этом эпизоде сказано вот как:
«…Скоро на всех эскадренных миноносцах дивизиона, еще с вечера выведенных на рейд, раздались команды:
— Па-ошел шпи-и-иль!..
Загрохотали цепи, боцмана с брандспойтами в руках засуетились на полубаках, тугими струями воды смывая налипший на цепи ил, и массивные каракатицы якорей еще не успели убраться в клюзы, как эсминцы уже тронулись на выход в открытое море…
Узок Кольский залив — негде разгуляться шторму. Но неистовое бешенство ветров вздыбило водную поверхность, подняло пляшущую толчею волн, и корабли, переваливаясь с борта на борт, зарывались отточенными форштевнями в воду. Расписанные причудливым камуфляжем в виде снежных скал и башен, они матово поблескивали своими боками при свете полярного сияния и были похожи на скользких пронырливых рыб, всплывших наверх подышать свежим воздухом… Эсминцы сильными рывками вспарывали океанскую волну, с ровным гулом бегущую им навстречу…»
— Да, очень сильно штормило, — продолжил воспоминания Валентин Саввич. — Немецкая подводная лодка торпедировала М-08 «Достойный». Мы столпились в радиорубке и слушали, как радист гибнущего эсминца, оставаясь на вахте, открытым текстом передал сообщение о состоянии корабля. Потом, когда генератор залило водой, перешел на аккумуляторное питание и опять вышел в эфир. Он не назвал ни своего имени, ни своей фамилии, только крикнул напоследок: «Товарищи, прощайте!» А дальше — только треск и шипение. Он так и погиб безвестным для нас вместе с кораблем…
В романе-хронике «Моонзунд» о моряках сказано так:
«Экипажи подводных лодок комплектовались исключительно из добровольцев. Принуждения не было: не хочешь под воду полезать — и не надо, тут же списывали без истерик. Бросалось в глаза резкое несоответствие в возрастах: офицеры, как правило, отчаянная молодежь, а команда — из людей, уже обвешенных шевронами за долголетнюю службу. Люди на подплаве быстрее надводников продвигались по таблице чинов. Здесь матрос, хороший специалист, имел возможность выслужиться в первый офицерский чин — прапорщика по Адмиралтейству… В основном же служить под водой шли грамотные патриоты, любящие свое дело и отлично знающие, что ожидает их при малейшей оплошности…»
Из официальной справки: «В тяжелых условиях Севера, под бомбами, атаками подводных лодок и торпедоносцев «Грозный» отконвоировал без потерь около 800 отечественных транспортных судов, сбил 6 самолетов, атаковал 3 подлодки, прошел более 50 тысяч миль».
Краснознаменный военно-морской флаг эсминца «Грозный» хранится в музее.
Закончив службу на эсминце «Грозный», штурманский электрик, в совершенстве изучивший две системы гирокомпасов — «Сперри» и «Аншютца», сбежал по узенькому трапу на причал.
— Я был еще все-таки ребенок. Когда наступила пора уходить с корабля, я на прощанье обнял гирокомпас, как обнимают своего верного друга, и горько заплакал над ним, сознавая, как много он мне дал и как много я с ним теряю. Вот так-то, — грустно вздохнул Валентин Саввич и добавил две строки из Адама Мицкевича: — Тихо вшендзе, глуха вшендзе, цо-то бендзе, цо-то бендзе…
Человек и море… Это особая тема, она все больше волнует человечество, соперничая с темой проникновения в загадки космоса. И человек будет вечен, пока шумит море. В море юность быстрее, чем на берегу, смыкается с мужеством. С высоких мостиков кораблей юноши зорче вглядываются в горизонты своей жизни…
Что ждало Валентина Пикуля? Какие просторы откроются перед ним? Нет, ничего он еще не знал, вышагивая по причалу. А над портом неслась песня:
Глава 3
ЛЮДИ В СУДЬБЕ ПИСАТЕЛЯ
Иногда открывшаяся перед тобой свобода бывает страшна и опасна — своей бесконтрольностью. Так и подмывает нырнуть в какой-нибудь пугающий закоулок, свернуть на незнакомую улицу. Вон их сколько в Ленинграде, да и с какими названиями: Ординарная, Гатчинская, Барамалеева, Подковырова… Впереди — никаких ограничений, никаких сигнальных огней. В рундучке, рядом с тельняшкой, выданной по случаю демобилизации бывалым старшиной, лежал дешевенький блокнотик, куда Валя нет-нет да и заносил свои впечатления, меткие фразы, беззлобные поддевки матросов, и характеристика, выданная штурманом эсминца «Грозный». Не смущали, а радовали слова: «Юнга В. С. Пикуль способен на совершение НЕОБДУМАННЫХ ПОСТУПКОВ».
— Я был молод и неопытен. Будь рядом отец, он бы подсказал, как быть. Но последний раз я встретился с ним в дельте островов Северной Двины. Он крепко обнял меня, поцеловал и, узнав, что я еду учиться на Соловки в школу юнг, сказал: «Благословляю». Больше я его не видел. Он пошел добровольцем в морскую пехоту и погиб в Сталинграде в сентябре 1942 года, защищая Дворец пионеров. Я оказался один и в очень печальном положении: без образования, всякой возможности сесть за парту: надо было зарабатывать на кусок хлеба. На работу, как сами понимаете, не брали, как я ни доказывал, что у меня за плечами школа юнг, два года боевой службы, отличная характеристика…