Мне хочется думать, что неслучайно именно в правление Собачьего Сёгуна в стране произошел невиданный расцвет культуры — литературы, театра, изобразительного искусства и ремесел (так называемая «Эпоха Гэнроку», японский ренессанс). Что-то такое витало в воздухе, прекраснодушное и слегка безумное — идеальные условия для творческого взрыва. Главный пир самурайского благородства, история 47 верных вассалов (не буду рассказывать, и так все знают), тоже приключился во времена собакофила Цунаёси.
Зануды-историки объясняют нестандартную политкорректность Цунаёси всякими скучными причинами. Он-де был младшим сыном, поэтому с детства его готовили не в воины, а в книжники, и мальчик слишком буквально воспринял буддийские наставления о равноценности всех проявлений жизни. Кроме того, со старинных времен существует легенда, согласно которой Цунаёси заботился о собаках по наущению буддийского монаха. Тот якобы сказал сёгуну, недавно потерявшему единственного сына, что это наказание за грехи прошлой инкарнации, в которой пред-Цунаёси мучил собак, и теперь, если его величество желает иметь наследника, нужно искупить вину. Ну и, конечно, как в прежние времена, так и сегодня, находились злые люди, объяснявшие удивительную политику правителя чокнутостью.
А для меня никакой тайны в поступках Цунаёси нет. Просто собаки ему нравились больше, чем люди. Потому что собаки преданнее, благодарнее, доброжелательней и никогда никому не делают гадостей, просто чтобы сделать гадость. К тому же они существенно красивей нас. Как же их, спрашивается, не любить?
Во французском городке, куда я уезжаю писать книжки, очень много собак, причем процентов девяносто из них составляют лабрадоры. Я люблю почти всяких собак, в том числе дворняжек, но лабрадоры, по-моему, цари природы. Я восхищаюсь их благожелательностью, приветливостью, оптимизмом, вежливостью и экзистенциальной позитивностью. Ни разу не был я облаян, обрычан или даже бесцеремонно обнюхан французским лабрадором — а в общении с человеками это случается постоянно.
Если бы люди в своем повседневном поведении брали пример с лабрадоров, мы жили бы в раю.
Даешь лабрадоризацию человечества!
Когда-нибудь мы все будем смотреть друг на друга так, как смотрит на мир моя знакомая по имени Боба
И все-таки — учит нас история Собачьего Сёгуна — людей нужно любить больше, чем собак, даже если люди этого не заслуживают. Потому что если людей не любить и обращаться с ними хуже, чем с собаками, люди никогда не научатся вести себя по-лабрадорски и расплачиваться за это придется всему живому. Судьба политкорректных начинаний Цунаёси — отличная иллюстрация к теме о несовместности прекрасных намерений с непрекрасными методами.
Подданные сёгуна не желали делиться с собаками пищей, которой беднякам и так не хватало; одержимые антропоцентризмом, они не хотели кланяться шавкам и моськам; негодовали на налоги, введенные в пользу братьев наших меньших — в общем, оказалось, что идеи буддизма недостаточно широко проникли в сознание народных масс. От этого сёгун сердился и нервничал. Он боялся, что не успеет за время своей текущей инкарнации изменить человеческую природу к лучшему. А когда неограниченный правитель нервничает, он принимает меры.
Была учреждена сеть ину-мэцукэ (выражаясь по-современному, собачьих стукачей), которые доносили начальству обо всех случаях жестокого обращения с животными. Виновных били палками. Когда же жители одной деревни истребили стаю собак, всех крестьян казнили в назидание: для Будды жизнь животного ничуть не менее важна, чем жизнь человека.
Столичный город Эдо пропах псиной. По улицам носились стаи одичавших собак, иногда нападая на прохожих. Убивать ушастых хулиганов воспрещалось. Максимум — арестовать без применения насилия и доставить в участок.
Родственник правителя князь Токугава Мицукуни, пользуясь своим высоким положением, продолжал кромсать собак — и народ восхищался этим поганым популистом. Однажды зимой Мицукуни прислал в подарок сёгуну двадцать собачьих шкур — «погреться».