…После Читы опять ехали целый день вдоль речки, ее название я запомнил то ли с этого первого, то ли с последующих транссибирских путешествий, — Шилка. Вечером стали укладываться, проводник разнес чай и говорит: "Вы очень-то не рассыпайтесь, все равно ночью всех разбудят". Как, почему? А вот увидите. И в самом деле среди ночи вдруг ожило радио и торжественным голосом проговорило: "Товарищи пассажиры курьерского поезда номер четыре Москва — Владивосток! Через десять минут наш поезд проследует мимо величественного бюста великого вождя советского народа и трудящихся всех стран товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. Бюст будет виден с правой стороны по ходу поезда". И заиграли песню "О Сталине мудром, родном и любимом, прекрасную песню слагает народ". Потом снова объявление: через пять минут будет бюст. Народ в вагоне проснулся, повыходил в коридор, но проводник стал всех загонять в купе, из которых окна смотрели как раз на правую сторону. И вот поезд пошел медленнее, опять заиграли про родного и любимого, и все закричали: "Вот, вот бюст!" Бюст оказался в самом деле величественный — высеченный высоко в скале, ростом с дом, весь белый в свете прожекторов. Виден он был с минуту, а потом паровоз дал длинный гудок, мы поехали быстрее и снова уснули.
Бюст взорвали в 1956 году. По слухам, взрывал один из зэков, вырубавших его в тридцатые годы. Об этом написана повесть «Барельеф на скале» А. Алдан-Семенова, тоже бывшего зэка.
Меня могут спросить: а чего это вы так покорно слушались этого проводника, будившего пассажиров ради какого-то дурацкого бюста? Людям, не жившим в то время, трудно себе представить постоянный, в жилы въевшийся страх, служивший фоном для всех остальных событий жизни, от больших до мельчайших. Например: о существовании туалетной бумаги в то время советскому человеку известно не было, пользовались газетами. В каждой семье приятная обязанность рвать газетные листы на удобные для употребления куски лежала на детях. Но ее доверяли только школьникам — или грамотным дошкольникам вроде меня. Потому что перед изорванием газеты нужно было проверить, не напечатан ли в ней портрет какого-нибудь вождя, и прочитать каждую статью — вдруг в ней упоминаются имена Ленина и Сталина. Такой лист откладывался в сторону, и даже мусор заворачивать в него было нельзя. Ведь на каждой доставленной по подписке газете был написан номер квартиры, по которому в случае чего легко было найти осквернителей.
Газет без Ленина и Сталина не было вообще. Но, по счастью, не на каждой странице были их портреты, и попадались значительные куски, где их имена прямо не упоминались. Я, будучи облечен сей важной миссией, быстро надумал вырезать ножницами передовую статью и разные высокоидейные материалы и бережно откладывать их в сторону, а уже оставшуюся газетную бумагу смело кромсать на аккуратные квадраты. Между прочим, очень развивающее упражнение…
В общем, read and enjoy.
amakh
Что-то у Вас товарищи уж больно "похожи" один на другого. Не замечали?
paganinisetter
Рубинштейн и Черейский (47 и 46 г.р.) — ровесники моих родителей, Гандлевский на 4–5 лет младше.
Рассказов в такой эстетике, на те же темы я слышала море, мой отец был рассказчик от бога, если он начинал говорить, любая компания слушала часами. Но он не записал, а они записали.
В итоге прав тот, кто записал.
Остается сказать им спасибо.
vl2011
Удовольствие получаешь, читая воспоминания моих современников: а помнишь, Алеша…
Тотчас же вспоминаешь: а ведь среди нас, Благородного Собрания, есть человек, кому как никому нужна бы помощь и ГШ, и Варвары Горностаевой. Я говорю о Илье Сташевском, нашем ошельмованном современнике, вынужденном благодаря крепкому российскому правосудию скрываться теперь в дружественной Чехии, потерявшему всё: семью, Родину, работу — ВСЁ!
Илья написал книгу о своих злоключениях, которую напечатали чехи, но НЕ НАПЕЧАТАЛИ русские. Он среди нас под именем lakaraju.
Помогите ему, госпожа Горностаева, пожалуйста.
oks_umoronchik
ответная "подача мяча" от С.Гандлевского — ГШЧ:
"Пожалуй, из прочитанных мною за последнее время авторов Борис Акунин уступает в известности лишь Тургеневу,
Акунин/Чхартишвили сознательно жертвует чистотой жанра и половиной занимательности, скрестив вымысел из времен революции и Гражданской войны с нравственным трактатом о человеческом достоинстве, — своей заветной темой.