Хоть и не до такой степени, но все равно исключительно живучими оказались погорельцы нашей «антипартийной группы» 1957 года. Рухнув с олимпа, Молотов и Каганович благополучно пережили всех былых товарищей по политбюро — даже легендарно непотопляемого Микояна, который дотянул «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Анастас Иванович скончался всего-то на восемьдесят третьем году, что по нынешним меркам даже и долгожительством не считается (на Западе оно теперь начинается с девяносто пяти). А вот Вячеслав Михайлович в своем тихом забвении досуществовал до 96 лет; Лазарь Моисеевич — и вовсе до 98.
Другая жертва политических интриг, маршал Соколов, с треском изгнанный из министров обороны якобы из-за полета Матиаса Руста, жил-поживал после этого еще много лет и отошел в иной мир всего несколько месяцев назад, на сто втором году от рождения.
Вдали от власти — оно спокойней
А его вьетнамский коллега Во Нгуен Зиап, звонкое имя которого я намертво зазубрил со студенческих времен (можете меня хоть сейчас спросить, как звали руководство братских соцстран — не вырубишь топором), и поныне живехонек, хоть вылетел со всех постов еще тридцать с лишним лет назад.
Сто третий год дедушке, дай ему вьетнамский бог здоровья
Кроме опальных госдеятелей завидным долголетием отличаются философы, но это понятно. Ничто их, мудрых, не шокирует. Случись какая-нибудь чума — философ махнет рукой, скажет: «Пройдет и это». Сердечная мыщца при таком аппроуче изнашивается медленнее.
Эрнст Юнгер (1895–1998), Клод Леви-Стросс (1908–2009) и мой любимый Бертран Рассел (1872–1970)
Отлично консервируются также члены королевских фамилий — особенно, если вовремя уходят в тень. В этом случае получается двойной оздоровительный эффект: как у потерявшего актуальность политика и как у августейшей особы, вся жизнь которой — сон, увиденный во сне. Режешь себе ленточки на торжественных церемониях да дремлешь с открытыми глазами на благотворительных банкетах.
Англичане сильно недолюбливали Елизавету-старшую, пока та восседала с мужем на престоле. А после того, как она в 1952 году овдовела и стала безобидной королевой-консортом, все ее обожали — и чем дальше, тем больше.
Любимица нации Елизавета-старшая (1900–2002)
Из рекордсменов этого разряда мой фаворит — японский принц Хигасикуни (1887–1990), дядя императора Хирохито. Принц Хигасикуни еще в юности (моей, не его) интриговал меня зигзагами своей биографии. Высочеству тогда было уже сильно за восемьдесят, и он казался мне невероятным мафусаилом, а ведь ему оставалось жить еще лет пятнадцать.
Даю молодое фото, а то все старики да старики
В молодости принц, как положено, был разгильдяем. Уехал постажироваться в Сен-Сире и так прижился в веселой французской столице, что вытащить его обратно в Японию не удавалось целых шесть лет. В конце концов правительство отрядило решительного камергера, чтобы доставить загулявшее высочество на родину.
Однако с возрастом Хигасикуни остепенился и сделал большую военную карьеру. Ему выпала ключевая роль в истории: в августе 1945 года он был специально назначен премьер-министром, чтобы провести страну через ужас и позор капитуляции. Вероятно, если бы пребывание у власти затянулось, принц так долго бы не прожил. Но уже через два месяца он со скандалом (сейчас уже неважно каким — ничего особенно интересного) был отправлен в отставку и с тех пор никогда больше ничем важным не занимался.
Он, правда, был еще и японец, а это большой плюс в смысле долголетия.
Минувшей осенью статистики сообщили, что Япония лидирует в мире по числу «сентенариев» — людей, которым больше ста лет. На архипелаге таких сейчас пятьдесят с чем-то тысяч. Самый старый мужчина и самая старая женщина планеты сегодня японцы (115 и 114 лет соответственно).
Поэтому тем из нас, кто не государственный деятель, не философ и не августейшая особа, поинтересоваться секретами долголетия следует у рядовых японцев.
Рискну ответить за них.
1. Надо жить осмысленно, относиться к жизни как к Пути, а не как к топтанию на месте или к бегу в колесе.