«И буду, — подумал Залман. — Я уже почти достиг цели». Переступив порог дворца, он почувствовал электризующее воздействие богатства. Какое-то скрытое течение голубого финансового могущества. Он крепче сжал руки.
— Почему мы ждем?
— Потому что мы здесь никто. Успокойся.
— Погляди на них. — Губы Залмана едва шевелились, получалось шипение чревовещателя. — Скот у кормушки.
— Я думал, это то, чего ты хотел.
— Это то, на что мы имеем право. Заслуживают ли его они — другой вопрос.
Его слова заглушил взрыв мужского смеха. В три часа дня воздух был уже сизым от сигарного дыма. Сквозь него к братьям подошел человек в одежде чужеземного покроя.
— Барон Штокмар.
Он выпрямился, стройный, как тополь. Человек за мраморным столом, вспомнил Даниил. Выглядел он таким тощим, что Даниилу было холодно на него смотреть. Брат его поклонился, согнувшись в талии.
— Залман и Даниил Леви…
— Да, королевские ювелиры. — Он смотрел на них так, словно ему с трудом в это верилось. — Да. Выпьете? Чего-нибудь согревающего. Сюда, сюда.
Свечи в люстрах были зажжены. Залман видел, что за окнами уже смеркается. Какая-то труба снаружи лопнула, и вниз свисали сосульки пожелтевшего льда. Штокмар остановился у буфетной стойки и налил обоим бренди. Залман видел, что брат выпил быстро, а сам не ощутил никакого вкуса, только жжение внутри. Они пошли дальше. Из толпы долетали обрывки разговоров.
— Сто дней подо льдом…
— И говорите, бедняки на севере думают, что королева отравляет их хлеб?
— Дизраэли! Так ясно выражается, что ничего не понять. Я был…
— Elle a peut-etre du sang bleu mais elle pisse jaune…24
Вделанная в зеркала дверь. Коридор без окон и слуг. Барон остановился у голой стены, достал ключ и ввел их внутрь.
Дверь закрылась, и шума двора не стало слышно. Они вошли в тускло освещенную гостиную, воздух в ней был спертым. Глаза Залмана быстро привыкли к полумраку. На диване возле окна спала какая-то старуха, положив на колени страницами вниз раскрытую книгу. Виктория Вельф сидела, выпрямив спину, в кресле с вышитой обивкой, на левой руке у нее была шелковая перчатка, на правой — перстни. На софе перед ней говорил какой-то человек, державший на коленях поднос с кусками известняка. Залман видел, как он улыбнулся и протянул один королеве. Бережно, словно маленький кекс.
— Ваше величество!
Барон Штокмар поклонился. Она выглядит усталой, подумал Залман. Глаза скучающие, как у невыспавшегося ребенка. Его удивило, что королева может быть такой обыкновенной.
— Мистер Чеймберс, прошу прощения. У королевы новые визитеры.
Человек с кусочками известняка поднял взгляд на Штокмара и оглядел его, продолжая говорить с мертвенной монотонностью:
— Вымирание — это все, ваше величество. Вымирание превращает землю в некрополис. Эти следы исчезнувших существ являются эпитафиями и подтверждением научной истины. Все мы, христиане, мусульмане и индуисты, стоим на костях стольких исчезнувших видов, сколько уже никогда не будет на свете…
Штокмар шагнул вперед.
— Братья Леви, ваше величество. Королевские ювелиры. — Королева вяло захлопала глазами. — Семитские ювелиры, ваше величество.
— О! — Взгляд королевы оживился. — О…— Она быстро поднялась. Взволнованно, оправляя юбку, произнесла: — Мы совершенно забыли. Мистер Чеймберс, извините. С вашей стороны было очень любезно объяснить о некрополисе…
С выражением лица человека, сознающего свое поражение, мистер Чеймберс встал и откланялся. Братья заняли его место. Когда Залман поднял взгляд, Виктория улыбалась ему.
— Ну вот. Вы должны рассказать нам свою историю. Штокмар говорит, вы из Вавилона.
— Из Багдада. — Залман сидел, разглядывая ее роскошное одеяние, в котором она выглядела еще более маленькой, ненастоящей — пятифутовой куклой в искрящемся атласе. Комнатная собачка под креслом, ряд обнаженных в улыбке зубов. — Это менее древний город, ваше величество.
— И вы получили кувшин. С драгоценными камнями. Потом приехали сюда работать у нас.
Его жизнь свелась к фразам на чужом языке. Залман кивнул.
— Какая чудесная история! Где теперь этот кувшин?
— Разбит, ваше величество. Выброшен.
Королева повернулась к Даниилу:
— А как вам нравится Лондон?
— Мы… — Даниил закашлялся от звука собственного голоса. — Очень, ваше величество.
— Еще бы. — Вблизи было видно, что глаза у нее навыкате, губа искривленная, чуть ли не заячья. Залман, пока брат говорил, смотрел на ее перстни. Оценивал их качество, словно они являлись частью ее самой, да так оно и было. — Вы не замечаете крайней тяжести и густоты атмосферы?
— Нет, ваше величество.
— Мы недавно обнаружили, что предпочитаем сельскую местность. Знаете Шотландию?
Даниил с сокрушенным видом покачал головой:
— Нет, ваше величество.
— О! — Королева внезапно снова повернулась к Залману. — Вы любуетесь нашими перстнями. Каково ваше профессиональное мнение о них?
Залман улыбнулся. Он оказался в своей стихии и был к этому готов. Уставился, сощурясь, на перстни и молчал, заставляя ждать ее и всех остальных. Потом откинулся назад и заговорил, словно выносящий диагноз врач, ощущая в собственном дыхании застарелый запах опиума.
— Они, естественно, изготовлены с превосходным вкусом. Этот и этот, — Залман указал, не касаясь их, — европейские. Сделаны в этом веке, скорее всего во Франции. Бриллиант недавно извлечен из другого украшения и заново огранен в Лондоне на английский манер. Это, — приблизив лицо к камню, он потянул носом воздух, — бразильский алмаз, хотя структура его почти столь же тонкая, как у индийских. Добыт в горах, видимо, в Тежуко. В этом перстне с жемчужинами золото высшей пробы. Сарацинское или восточное. Бриллиант очень соразмерен. Большинство жемчужин хорошие.
— А изумруд?
Залман протянул руку. Виктория, словно ее поторапливал наставник, начала снимать перстни, стягивая их через толстые суставы. Опустила изумрудный в ладонь Залмана и подняла взгляд. Он встал, поднимая перстень к люстре, вертя его перед своими опытными глазами. Пальцы ее, оставшись голыми, сжались в кулак.
— При всем моем почтении, ваше величество, это не изумруд. Обратите внимание на тусклость цвета и отсутствие пороков. У всех изумрудов есть изъяны, именуемые «садами», которые увеличивают их красоту. — Он вернул перстень и сел. — Это хризолит. Превосходный образец менее ценного, чем изумруд, камня.
Королева подалась вперед, выражение ее лица стало алчным.
— Какой ваш любимый камень? Мой — рубин.
— В Индии рубин называют царем камней.
Виктория умолкла с приоткрытым ртом. «Словно бы, — подумал Залман, — я совершил чудо, прочел мысли». В тишине он слышал, как посапывает на диване спящая старуха. Брат, на которого не обращали внимания, заерзал рядом с ним. Издали, от парламента, доносились невнятные звуки — там работали уборщики.
— Штоки! Будьте добры, разбудите Лецен. Мы хотим, чтобы она принесла новую драгоценность.
Губы ее плотно сжались. «От этого лицо ее изменилось, — подумал Залман, — в нем открылось что-то новое». Стало больше жесткости, меньше рассеянности. Он почувствовал, что барон за софой подошел поближе.
— Да, ваше величество?
— Рубиновую брошь.
— Может быть, ваше величество выберет какую-нибудь менее значительную драгоценность?
— Ни в коем случае. Мы хотим показать эту брошь. Ее взгляд поднялся и остановился на Штокмаре.
— Я нахожу эту мысль опрометчивой, — настаивал тот.
— Довольно. Мы хотим ее. Лецен!
— Уф. — Послышался глухой звук. Залман поднял взгляд: старуха, тяжело дыша, поднималась с дивана, книга ее упала на пол. Он увидел, что это новая трагедия Хупера. — Ваше величество?
— Ленивая Лецен, вечно спишь. Рубиновую брошь. Принеси быстро, пожалуйста.
— Бегу со всех ног, ваше величество.