— Мы можем торжествовать. По крайней мере сегодня.
— Тогда торжествуй за нас обоих.
— Я думал, ты именно этого и хотел. — Даниил вздохнул, видя насквозь мысли брата. — Сегодня королева наденет нашу корону. Наш сапфир. Миллион человек увидят это и запомнят. Сапфир в короне как наш фирменный знак. Подумай об этом.
— Все время только об этом и думаю, — негромко откликнулся Залман. — Пока ты спокойно спишь. — Во рту у него появился противный привкус, напоминающий тот, что остается после опиума, горло сжалось. — Думаю о камнях, которые будут на ней, и о людях, которые их увидят. О том, что эти люди много лет будут смеяться над нами — евреями, которых обвели вокруг пальца и завладели их замечательным бриллиантом.
Он встал и снова подошел к окну. На стекла падали капли дождя. За его спиной послышался голос Даниила:
— Ты сказал, что не ушел бы ни за что на свете.
— Да, и не ушел. — Мимо проехала карета. С гербом на дверце, с горбившимся в плаще кучером. — Я говорил то, что думал. Им надо предоставить возможность.
— Кому?
— Ранделлу. Лису. — Он рассеянно слушал, как Даниил одевается, застегивает манжеты и крючки чужеземной одежды. — Свежему Уксусу и Старому Лису. У них есть еще время как-то… произвести расчет.
— Ты по-прежнему думаешь, что это наш бриллиант?
— Я знаю этот камень. — Залман повернул голову и взглянул на Даниила. — Лучше, чем они знают себя. Они могли бы с таким же успехом сказать, что ты уже не брат мне.
Даниил взял зонтик. Открыл дверь и улыбнулся, стоя в ее косоугольной тени.
— Для них в этом не было бы смысла.
Внизу уже ждали Уильям и Марта, бледные в полусвете. Другие ювелиры стояли у выхода на Крид-лейн, натягивая плащи. На тигле исходил паром чайник. Мастерская была отмыта дочиста, словно кухня.
— Уильям, Марта, доброе утро.
Залман подошел к девочке, пившей чай, сидя у верстака.
Марта подняла на него взгляд.
— Вы слишком долго спали, лучшие места заняты. Я умею расписываться. У меня есть карандаш. Если найдется бумага, я поставлю на ней свою подпись.
— Ну и отлично. — Он посмотрел на брата. Уильям подошел к Даниилу. Взял его за руку и заговорил, как понял Залман, шепотом. — Уильям? Что такое, коронация отменяется?
Оба повернулись к нему. Даниил хмурился, словно услышал от Беннета какую-то бессмыслицу: что королева исчезла или корону отдали в залог. Теперь Залман увидел, что люди возле двери разговаривают негромко, сосредоточенно. Что всем, кроме него, что-то известно. Даниил покачал головой.
— Уильям говорит, что компания закрывается.
— Компания? — переспросил он, уже все поняв. — «Ранделл и Бридж»?
— Это просто слух…
Уильям перебил его.
— Я знаю наверняка. Фирму покупает один француз, товар будет распродан с аукциона. Свертывание дел может начаться в любой день. — Он потер ладонью лицо и скривил гримасу. — Мне придется искать работу. Мне и сорока другим бедолагам-ювелирам. Мы уволены, сэры.
— Но Ранделл должен нам деньги. — Залман почувствовал, как от лица отливает кровь. — Срок возврата через два месяца.
— Да-да. Совсем забыл. — Уильям подался поближе, любопытство взяло верх над беспокойством. Улыбнулся с легким злорадством. — И большую сумму?
— Четыреста пятьдесят фунтов, — прошептал Даниил.
Англичанин, слегка присвистнул.
— Плохи дела. На вашем месте я бы вцепился в Ранделла, пока старый мерзавец не сыграл в ящик. Говорят, он до сих пор жив только потому, что дьявол не хочет забирать его.
Даниил поднял взгляд.
— Он с нами расплатится?
— Да, если нажать на него. Ранделл еще где-то здесь. За ним недавно приехала карета… Залман!..
Но тот побежал, не дожидаясь Даниила. Мимо людей возле двери на Крид-Лейн, по запруженной улице. Мостовые Лудгейт-Хилл от дождя были черными, как грифельная доска. Свернул за угол. Карета уже отъезжала от тротуара. Залман побежал рядом с ней, окликая кучера, тот остановил лошадей. В окне появилась белая рука, отстегивающая занавеску. Прошедшее повторялось.
— Мистер Ранделл, прошу прощения…
Он, запыхавшись, прислонился к карете, когда стекло опустилось.
— Уберите руку, сэр! — рявкнул старик.
Залман инстинктивно отступил. «Не узнает, — подумал он. — После того как обобрал меня, я для него ничто». Рассеянно подумал, уменьшает это вину или усугубляет. Лицо ювелира в окошке над ним слегка помягчело.
— Мистер Леви! Я вас едва узнал. Пожалуйста, уберите руку. Иначе я утащу вас за собой в Вестминстер.
— В мастерской говорят… — Он почувствовал, как в груди вскипает ярость. Улица заколыхалась, словно мираж. Ни с того ни с сего вспомнилось море, блестящее, будто нечто рассеченное. — Говорят, что фирма «Ранделл и Бридж» сворачивает дела, — договорил он.
Ранделл высунулся из окна, словно собираясь его укусить.
— Это одна часть уравнения. Похоже, что я сворачиваю дела, мистер Леви?
— Сэр, вы еще должны нам деньги, — услышал Залман свой голос. — За сапфир в короне и… и за другие камни.
— Ах да. Камни вавилонских евреев. — Ранделл угрожающе нахмурился. — Вы, наверное, считаете, что с вами нехорошо обходятся, а? Деньги должны быть выплачены в августе. — Он недовольно захлопал глазами; припомнил долг быстрее, чем человека. — Четыреста пятьдесят фунтов, так ведь?
— Да, сэр.
Ранделл кивнул и протянул руку к окну, чтобы закрыть его.
— Приходите с братом ко мне в кабинет. Вечером, после коронации, как угодно поздно. Кучер!
— Спасибо, мистер Ранделл, я очень рад… — Залман почувствовал, как покрывается потом. — Рад, что мы пришли к соглашению. Что между нами возможен какой-то расчет.
Залман смотрел вслед карете, горбящейся над своим пассажиром. Его охватило облегчение. Плечи его поникли, он стал меньше, словно из него что-то вышло. Не понимал, что расчет является последней возможностью лишь для него.
Он пошел обратно к Крид-лейн. Даниил встретил его на углу, следом за ним шли Уильям и Марта, понижающейся процессией патентованных черных зонтов. Дождь прекращался. Залман потянулся к брату, к его ладони, руке, крепко обнял его. Они покачивались, и вокруг них шумел день коронации — пистолетные выстрелы и трубы, уличные торговцы и барабаны, орудия, дети и церковные колокола.
— Уильям, тебе видно?
— Угу.
— Что там?
— Масса вшей и грязных волос. Держите покрепче шляпы.
— А что шествие?
Уильям с трудом обернулся к ним. За пять часов они дошли до западного конца Стрэнда. Толпа стала такой густой, что невозможно было пошевелиться. В воздух взвивались первые огни фейерверка, тусклые при дневном свете.
— Думаю, о шествии не может быть и речи. Никто из вас не догадался захватить что-то, чтобы промочить горло? Жаль.
Уильям отвернулся. Даниил попытался найти взглядом брата и ребенка. Стоявший в ярде позади Залман помахал ему. В воздухе стоял запах пота и порохового дыма, стелившегося из-за дождя над толпой.
— Мистер Леви. Мистер Леви!
Кто-то подергал Даниила за сюртук. Он глянул вниз, проверяя, на месте ли часовая цепочка. Марта была прижата к нему сбоку. Близка, как дочь. Их теснила толпа, и он улыбнулся:
— Марта! Ты там еще на плаву?
— Да. — Она улыбнулась в ответ. Какой-то мужчина протиснулся между ними, краснолицый, с фляжкой в руке, громко выкрикивая имена. «Флосси! Ини, дорогая моя!» Марта поморщилась от его громкого голоса. — Я хочу дать вам кое-что.
— Сейчас?
Вдали послышались приветственные возгласы, нестройные, как шум ливня. «Началось шествие», — подумал он. Марта покачала головой.
— Завтра. На уроке чтения.
— Марта, уроки бесплатные, ты ничего не должна мне за них.
По толпе прокатилась волна, приподняв ненадолго обоих. «Желание, ставшее зримым», — подумал Даниил. Порыв ненасытного хотения. Возле заборов на Трафальгар-сквер кто-то завопил. Раздался женский смех, пронзительный от восторга.
— Я хочу работать у вас всегда. — Марта, сощурясь, подняла взгляд на Даниила. — Если можно. Мне нравится учиться. Я подарю вам кое-что, если можно.
— Я… спасибо, раз так. — Даниил хотел поклониться ей. Кто-то ткнул его локтем в бок, и он помрачнел. — Только имей в виду, ничего дорогого.