— Не могли бы вы хотя б говорить по-английски? Девон взглянул, стряхивая капли воды со своих темно-золотых волос, с выражением недовольства на лице.
— Боюсь, у моего кузена плохие новости, — сказал он ей. — Человек, которого мы преследуем, очевидно, не смог встретиться с кораблем из-за шторма. Он направляется с награбленной добычей в Новый Орлеан.
— Новый Орлеан? Но ведь это же французская территория! Не хотите же вы сказать, что отправитесь туда? Мы же воюем с Францией и Испанией.
Он печально взглянул на значок королевских рейнджеров на своих штанах.
— Эта информация для меня не новость, ваша светлость, уверяю вас, но, как я уже говорил, вы сами ввязались в это, приехав туда, где идет война. Я лишь простой солдат, получивший приказ поймать вора, который скрывается с награбленными товарами, предназначенными для нижних городов мускогов. Мы должны поймать Мак-Гилви в течение нескольких дней. Вам нечего бояться французов.
— Скорее надо бояться тебя, — тихо пробормотала Барбара. — Вы намерены заморить меня голодом, или еще остались те великолепные бисквиты? Зубные хирурги в Лондоне разбогатели бы, если бы я представила им этот новый колониальный деликатес.
Девон засмеялся, присаживаясь на корточки у огня.
— Боюсь, бисквиты у нас закончились. — Он вытащил из чехла на поясе длинный, острый нож и посмотрел на Кабаньего Клыка, потом снова на Барбару. — Я не предполагаю, что вы когда-нибудь готовили опоссума… или вообще что-нибудь, — сказал он угрюмо, начав снимать шкуру с мертвого зверька. — Нам нужно немного свежего мяса, а это было первым, что попалось мне на глаза.
— Не хочешь же ты сказать, что будешь есть крысу? — ошарашенно спросила она, позабыв о своем недавнем голоде.
— Это не крыса. Это опоссум. Правда, не слишком жирный, но мы не можем тратить время на охоту.
Барбара в ужасе наблюдала, как он ловко снял шкуру и выпотрошил тушку зверька, затем разрезал ее на несколько больших кусков, которые отнес к речке и вымыл. Вернувшись, Девон нанизал их на небольшие веточки молодого деревца, которые Кабаний Клык аккуратно очистил от коры, и повесил над огнем жариться. Вскоре над костром потянулся тошнотворно-сладковатый запах, напоминающий протухшую баранину.
— Прошу прощения, но я думаю, что воздержусь от вашего… жареного опоссума, — сказала она, когда Девон оторвал один кусок мяса и предложил ей.
— Вы бы могли продержаться на тех бисквитах, которые бросили в меня в первый день, — сказал он с усмешкой, вонзая крепкие белые зубы в мясо.
Когда они закончили завтрак, Кабаний Клык упаковал остатки. Барбара же выпила лишь немного кисловатого, разбавленного водой вина, которое было во фляге Девона. Скоро и оно закончится. Потом он подошел к ней с маленьким пузырьком, из которого вытащил пробку.
— Вот, возьмите, намажьте этим лицо и все открытые участки кожи.
Барбара понюхала содержимое пузырька с едким запахом, по виду напоминающее какое-то масло:
— Что это?
— Специальный препарат, который делает моя мать для светлокожих женщин, чтобы предохранить их от солнечных ожогов.
— Я бы не рисковала получить солнечные ожоги, если бы вы доставили меня в Саванну. — Она сунула пузырек обратно в его худые бронзовые руки. Какими белыми были ее руки в сравнении с ними…
Он посмотрел на нее, как на избалованного, неразумного ребенка.
— Если вы проведете еще один день под этим солнцем, то покроетесь волдырями. Люди, случается, умирают от этого в южных колониях, ваша светлость, а у меня нет ни времени, ни желания выхаживать вас. — Он надвигался на нее с пузырьком. — Или вы намажетесь, или я сам сделаю это.
— Как ты смеешь, чертов ублюдок!
— Ай-ай-ай, каким изысканным лексиконом, оказывается, владеет знать, — сказал Девон, покачав головой. — Держи ее, Кабаний Клык, пока я буду мазать.
Огромный дикарь схватил ее за запястья и стиснул их одной рукой. Когда Барбара стала лягаться, сыпать проклятиями и кусаться, он другой рукой схватил горсть ее серебристых волос и держал до тех пор, пока слезы боли не выступили у нее на глазах и она не затихла, не в состоянии пошевелить головой. Девон начал с ее лица, втирая масло в тонкие кости и атласную белую кожу.
— Это было бы легче, если бы вы вначале смыли соль.
Когда Барбара прошипела ругательство, он его проигнорировал и продолжал втирать масло кончиками пальцев в ее тонкую шею.
Он почувствовал, как пульс ее участился. От ярости? Или от чего-то еще? Когда Девон стал втирать масло в ее ключицу и ниже, в выпуклость роскошной груди, он увидел, как напряглись ее соски под тонкой тканью. «Да, определенно, что-то еще», — подумал он, когда намеренно приподнял ее подбородок и вызывающие голубые глаза девушки встретились с его темно-карими.
Почувствовав ошеломляющее покалывание его мозолистых пальцев, ласкающих ее кожу так интимно, Барбара отчаянно хотела ненавидеть, презирать этого неотесанного болвана за то, что он прикасается к ней, но не могла. Многие мужчины прикасались к ней и даже целовали и обнимали, но их нежные, бледные руки никогда не заставляли ее так пылать. Словно она и Девон Блэкхорн были одни. Грубый дикарь, который держал ее, был позабыт. Несмотря на все усилия, она не смогла сдержать горячую волну, прихлынувшую к ее щекам, так же как и напряжение груди и затвердение сосков. «Как я могу находить этого метиса желанным?» Когда он посмотрел ей в глаза, она надменно вздернула подбородок, ответив ему вызывающим взглядом.
Он опустился на колени и стал втирать масло в кожу длинной, стройной ноги, там, где нижние юбки были разорваны, и даже выше, до колена.
— Когда сядете верхом на лошадь, эта часть ноги окажется неприкрытой, — пробормотал он, возвращаясь к гладкому изгибу ее икры и изящной лодыжке. Даже грязная и оборванная, она была великолепна.
Покончив со своим делом, он встал и кивнул Кабаньему Клыку, который отпустил ее.
— Думаю, теперь мы можем ехать, — сказал он спокойно.
Барбара не промолвила ни слова, а лишь ждала, когда он вскочит на своего гнедого и посадит ее перед собой.
Они ехали весь день, осторожно идя по следам Мак-Гилви. Несколько раз Кабаний Клык уезжал вперед, производя разведку слева и справа от них. Один раз они изменили направление, когда он обнаружил совсем свежие следы беглеца.
— Кто такой этот Мак-Гилви, и что он сделал? — спросила Барбара, отчаянно пытаясь отвлечь свои мысли от жары, голода и жажды, которые мучили ее, не говоря уже о твердом теле метиса, которое прижималось к ней.
Девон заговорил:
— Мак-Гилви — коварный дьявол. Проник на огороженную территорию складов возле Санкт-Августины и, воспользовавшись поддельным пропуском, увел полдюжины мулов, нагруженных мушкетами, мукой, кремнем, порохом и большим запасом рома. Когда-то у него был патент на торговлю с Конфедерацией, но губернатор Тонин поймал его на воровстве и прогнал. Тогда-то он и выкинул этот фокус — и это в критическое время, как раз когда нам нужны эти товары для нижних городов, чтобы удержать индейцев от присоединения к мятежникам.
— Ты уже давно служишь рейнджером?
— Не так давно. Я тоже был торговцем с мускогами, — ответил он.
— Но я думала, ты живешь с дик… — Она осеклась, почувствовав, как его тело напряглось в седле позади нее.
— С дикарями? Да, в ваших глазах, как, впрочем, в глазах большинства поселенцев, мускоги дикари. Но я был свидетелем того, как предположительно цивилизованные люди совершали в этой войне такое, что по своей жестокости не идет ни в какое сравнение с действиями мускогов. Гражданская война превращает людей в животных. Они воруют, насилуют, безжалостно убивают, бессмысленно уничтожают дома, урожаи, жизни своих соседей.
Барбару передернуло.
— Я не хочу быть здесь, среди этой ужасной войны. Когда она закончится?