— Они вовсе не были жирными, и я съела только одного, или, вернее, часть одного… ну, хорошо, большую часть одного. Ты был таким невыносимым грубияном, что я едва ли была расположена кормить тебя.
— А сейчас расположена? — В его глазах не осталось и следа насмешливости. Что-то еще светилось в их теплых, коричневых глубинах.
Она начала суетиться с едой. Увидев деревянную ложку на подносе, Барбара возмущенно фыркнула:
— А меня они заставили есть пальцами.
Он пожал плечами, затем поморщился:
— Это обычная вещь среди мускогов, но те из нас, кто рос среди белых, предпочитают пользоваться приборами.
Когда он попытался сесть, Барбара помогла, скатав несколько тяжелых одеял и подложив их ему под спину. Он наблюдал, как она работает, и вдыхал аромат лавандового мыла, наслаждаясь тем, как простая коленкоровая рубашка и юбка подчеркивают красоту ее роскошного тела.
— Мне нравится этот наряд, ваша светлость, — сказал он мягко.
Она чуть не выронила ложку, затем пришла в себя.
— Тогда тебе стоило бы посмотреть на меня, разодетую в бальное платье, с напудренными волосами и мушками на лице.
Он взял локон ее волос между пальцев и залюбовался тем, как свет заиграл на нем.
— Никогда не пудри эти чудесные волосы. Они словно лунный и солнечный свет, слившийся вместе.
— Тебе лучше поесть и восстановить силы, — произнесла она сдавленным голосом, куда больше смущенная его красноречивым комплиментом, чем саркастической насмешливостью.
— Да, силы мне понадобятся, — ответил он тихо.
В последующие дни Девон выздоравливал с удивительной быстротой. Барбара проводила большую часть дня, ухаживая за ним и парируя яростные взгляды и оскорбления Женщины-Пантеры, которая старалась бросить их в нее при каждом удобном случае.
Как ни странно, но Барбара обнаружила, что ей начинает нравиться жизнь в мускогской деревне. Ребенком она всегда была любознательной и отважной, любила приключения. Индейцы были очаровательными людьми, а вовсе не тупыми и грязными дикарями, о которых, вздрагивая от отвращения, говорили в лондонских гостиных.
Однажды утром Девон был удивлен, обнаружив высокомерную леди Барбару с Перепелкой и ее дочерьми, толкущую кукурузу в большом выдолбленном бревне. Ее великолепные, волшебные волосы были заплетены в косу, но несколько выбившихся завитков упали на лицо. Работая под теплым утренним солнцем, она отбрасывала назад влажные от пота локоны и упорно продолжала свое дело.
Он обошел сад рядом с домом Высокого Журавля и подошел к ней сзади.
— Вижу, ты помогаешь женщинам в подготовке к празднику Урожая.
Барбара чуть не выронила большой деревянный пестик, с которым так неуклюже управлялась. Довольно застенчиво она улыбнулась Девону.
— В действительности я взялась за это дело лишь назло Женщине-Пантере, которая сказала, что я ленива и от меня нет никакой пользы. А ведь, действительно, все вокруг так много работают…
Она окинула взглядом беспорядочно разбросанные дома и огороды. Женщины толкли кукурузу, трудились на огородах, убирали свои дома, в то время как мужчины обрабатывали свежие туши убитых оленей.
— Год у мускогов начинается с урожая новой кукурузы. Это особый религиозный праздник, время искупления грехов для мускогов. Люди обновляют свою жизнь и начинают ее сызнова. Все преступления, кроме убийств, прощаются, никто не должен таить зла на своего товарища, — объяснил Девон.
— Какая замечательная традиция. Как было бы здорово, если бы все люди покончили с войнами и враждой и начали жизнь заново.
— Тогда ты и твой брат вернулись бы в Англию, — сказал он тихо.
— Возможно. А что будет с тобой? Останешься королевским рейнджером или вернешься жить с людьми своей матери, когда закончится война?
— Мне не особенно нравится подчиняться приказам. Думаю, что после демобилизации я снова стану торговцем между белыми и мускогами.
— А Женщина-Пантера вписывается в твои планы, Девон?
Что заставило ее спросить это? Он улыбнулся той своей ослепительной, мальчишеской улыбкой, которую она так полюбила.
— То, что планирует Женщина-Пантера, меня не касается. Мы когда-то были любовниками, но я сразу сказал, что не женюсь на ней.
— А у тебя не будет неприятностей с Высоким Журавлем за такое свободное обращение с его дочерью? — Барбара старалась придать своему голосу беспечность, которой совсем не чувствовала.
— Нет. Женщина-Пантера не его дочь, иначе она была бы моей кузиной, а такая любовная связь считается у мускогов кровосмешением. Пантера родилась у его жены до того, как они поженились. Никто как отец не заявил на нее права. В любом случае брак девушки устраивает не ее отец, а дядя или брат по материнской линии.
— Ты говоришь об этом так легко, словно незаконнорожденный ребенок совсем не позор.
— Если женщина имеет любовников до замужества, то родить ребенка не считается позором ни для нее, ни для малыша. Но после свадьбы как муж, так и жена обязаны хранить верность. Наказания за супружескую измену очень суровы.
Барбара задумалась над иронией его слов.
— А среди моих людей все как раз наоборот. В брачную ночь женщина должна быть чистой, как только что выпавший снег, но будучи лишенной девственности, она может спать с кем пожелает, как и ее муж. — Тоскливый взгляд появился на ее лице. — Мои родители не выносили друг друга. Мама вздохнула с облегчением, когда отец умер, хотя, впрочем, она и не дожидалась его смерти, чтобы завести себе любовников. Боже, мир сходит с ума.
Девон ощутил в ее словах боль.
— У тебя было одинокое детство, ведь так?
Она подняла пестик и с силой опустила его.
— О, у нас с Монти были дюжины нянек и наставников. Мы никогда не были одни.
— Но у вас не было родителей.
Ее плечи опустились, и она повернулась к нему, внезапно почувствовав непреодолимую потребность излить душу.
— Знаешь, почему я была отправлена в Саванну? Я увела у матери ее любовника. — Увидя изумление, отразившееся на его лице, она добавила: — Нет, я, конечно, не спала с Дартом. При одной только мысли об этом у меня возникает желание выпить кружку того черного зелья и очиститься.
— Ты увела его, чтобы досадить ей, — сказал он, начиная понимать.
— Это был только один из моих грехов. Я проиграла кучу денег в покер и вела слишком фривольный образ жизни для незамужней женщины моего класса. Я взбалмошная и испорченная, Девон. — Она произнесла это, как вызов.
Он приподнял ее дерзкий подбородок и заглянул в эти яркие голубые глаза.
— С тех пор как мы встретились, я заметил твою склонность время от времени, скажем так, к безрассудному поведению.
Свет плясал в его глазах, но чем дольше они стояли так в центре оживленной деревни, тем больше все вокруг них куда-то исчезало, пока у него не возникло ощущение, что они с Барбарой единственные люди на земле.
Какой-то юноша с мячом и шестом наскочил на них, чуть не сбив Девона, торопясь попасть на игровое поле. Он, извиняясь, поклонился, и Девон отпустил его, улыбнувшись и похлопав по спине. Чудо было нарушено.
— Трудовой день подходит к концу. Все заканчивают свою работу и идут на поле смотреть игру.
— Я слышала крики и одобрительные возгласы. Он улыбнулся.
— И ты тоже хотела бы посмотреть? — Он взял из ее рук пестик и прислонил его к бревну. — Идем, посмотрим на любимое развлечение мускогов… э-э, на их второе любимое развлечение, добавил он, подмигнув.
Барбара Карузерс поймала себя на том, что хихикает, когда они проходили через деревенскую площадь к большому открытому полю с земляными валами, поднимающимися с трех сторон. Два столба с перекладиной стояли на противоположных концах поля, и несколько десятков молодых парней нетерпеливо сновали между ними, желая поскорее начать игру.
Когда они стали взбираться на крутую искусственную насыпь, Девон остановился на мгновение, чтобы перевести дыхание. Барбара обвила его рукой вокруг талии и помогла преодолеть остаток пути.
— Ты уверен, что не переутомишься? — спросила она с сомнением.
— И это спрашивает английская леди, которая только что орудовала здоровенным пестиком в полуденной жаре? Лучше позаботься о себе.