Когда домоправительница уже готова была отказаться от поисков доказательств, она на что-то наступила. Фыркнув от отвращения при виде измятой простыни, она оперлась рукой о кровать и стала на колени. Не веря своим глазам, она ошеломленно уставилась на свою находку. Госпожа Ошлви знала, что изящные тапочки из голубого шелка, стоящие под кроватью, принадлежат леди Барбаре Карузерс. «Эта карузерская сука. Она заслуживает того, чтобы с ней обошлись так же, как с ее теткой».
Она еще раз взглянула на смятое постельное белье и представила этого бронзового дикаря в объятиях бледной белокурой англичанки. «Отвратительно», — фыркнула она, тем не менее ужасно довольная. Схватив тапочки, она вышла из комнаты. Все мысли об уборке начисто вылетели у нее из головы.
Ошлви направилась к комнате хозяина, затем заколебалась, размышляя, стоит ли его будить так рано. Он еще сильно болен, хотя будет счастлив узнать, что индейца больше нет под его крышей. Очень скоро здесь не будет и это шлюхи Карузерс.
Мадлен оставила Барбару, которая теперь немного успокоилась и пришла в себя. Подруга рассказала ей все о своих отношениях с Девоном Блэкхорном, начиная с кораблекрушения в прошлом году. Неудивительно, что Барбара сразу же невзлюбила Эндрю, будучи влюбленной в его брата, которого вся семья Блэкхорнов изгоняла из своего общества из-за его индейской крови. Раздумывая о том, как бы снова свести вместе несчастных влюбленных, Мадлен направилась к лестнице.
В этот момент она заметила миссис Ошлви, которая стояла у двери в комнату Роберта и сжимала что-то в руке. Мадлен повернула от лестницы и решительно подошла к домоправительнице. Увидев тапочки Барбары в руках старухи, она сразу же догадалась, где та нашла их. Самодовольная ухмылка на лице карги только подтвердила ее опасения.
— Я возьму это, — сказала она, быстро выхватив тапочки из рук экономки.
— Отдай их! — прошипела Агнес. — Я их нашла…
— Я знаю, где вы нашли их, и это ничего не значит. А если вы попытаетесь распустить свои отвратительные сплетни о моей подруге, чей брат в Саванне является близким другом генерала Превоста, — она остановилась чтобы особенно подчеркнуть эту мысль, — я не только уволю вас из Блэкхорн-Хилла, но также позабочусь о том, чтобы вы не нашли себе другого места никогда во всей колонии!
Глаза Агнес Ошлви сузились до свинцовых щелей.
— Ты не посмеешь. Я скажу мистеру Роберту.
— Мистер Роберт еще спит. Больной старик, чье сердце так слабо, он не сможет вынести дальнейших ударов. Вы ведь не хотите быть виновницей его смерти, не так ли, госпожа Ошлви?
— Хозяин в таком состоянии потому, что ты привела под нашу крышу этого дикаря.
— У доктора Уизерспуна совершенно иное мнение, поскольку он лечит лихорадку моего свекра в течение уже нескольких месяцев. И, более того, до тех пор, пока Роберт не поправится, все в Блэкхорн-Хилле подчиняются мне. Я ясно выражаюсь, госпожа Ошлви?
— Вполне, — процедила экономка сквозь зубы. Не говоря больше не слова, она повернулась и бросилась вниз по коридору к лестнице.
Теперь, когда ссора закончилась, Мадлен почувствовала, что колени ее дрожат. Это, конечно, была не первая ее стычка с Агнес Ошлви со времени возвращения в Хилл, но никогда еще так много не было поставлено на карту. Если бы экономка преуспела в том, чтобы опорочить репутацию Барбары… Мадлен отправилась в комнату, где спал Девон, чтобы убедиться, что там не осталось больше никаких улик после бурного расставания влюбленных.
Июль 1781 года
Биггинская церковь, Южная Каролина
Квинтин стоял в маленькой залитой солнцем комнате, уставясь на письмо. Прочитав его, он убедился, что его рука не дрожит. Еще раз он перечитал его.
Марион, сидя за грубым дубовым столом в кухне госпожи Смазер, отхлебывал из стакана противную тепловатую водку и внимательно смотрел на своего капитана. Он знал, что письмо пришло от жены Квинтина. Фрэнсис надеялся, что это поможет устранить разрыв между ними, ибо знал, что Квинтин любит жену, даже если сам не сознает этого.
— Какие новости, Квинт? Что-нибудь неладно в Блэкхорн-Хилле? Здоровье твоего отца…
— Роберт все еще цепко держится за жизнь, как бульдог. Нет, это касается Мадлен. Кажется, она родила сына, которого назвала Джеймс Квинтин Блэкхорн. Выражение его лица трудно было прочесть, но это явно не было радостью, которую бы испытывали большинство мужчин, услышав такую новость.
Марион осторожно спросил:
— И ты недоволен?
В глазах Квинта вспыхнула искра боли, которую он быстро превратил в гнев.
— По крайней мере я могу быть совершенно уверен, что это действительно Блэкхорн, учитывая то, как много времени мой кузен Эндрю проводил с ней в мое отсутствие.
С обычно оливкового лица Мариона сбежала краска.
— Я не верю этому. Я знаю семью девушки. Квинт, хотя ты и расстался с ней в гневе…
— Мы расстались за девять месяцев до рождения Джеймса. Совсем нетрудно подсчитать, не так ли? Особенно учитывая то, как она избавилась от меня.
— Существует только одно решение. Конечно, ты должен поехать к ней.
— Мы прогнали Фрейзера и его каролинских рейнджеров, но я не уверен, что это хорошая идея…
— Чепуха! — перебил Марион. — Джорджия и Августа под контролем американцев. Генерал Корнуоллис надолго застрял в Виргинии. Твой мистер Франклин прислал сообщение, что адмирал де Грассе прибудет через месяц, чтобы соединиться с войсками генерала Вашингтона. Думаю, что ты с большим энтузиазмом присоединишься к нашему последнему рывку к победе этой осенью, если сейчас решишь проблемы со своей женой. — Сказав это, он начал выписывать пропуск, который понадобится капитану Блэкхорну, чтобы пройти через американские линии.
Несмотря на оптимизм Мариона, Квинтин не чувствовал спокойствия, скача на юг, к Блэкхорн-Хиллу. Британцы все еще контролировали Уильямсберг, Чарлстон и Саванну, все ключевые морские порты. Партизаны совершали набеги на их внутренние укрепления и наносили значительный урон их передовым линиям, но побережье было слишком дорого для обеих сторон. Роялистские партизаны тоже совершали набеги по всей территории Южной Каролины и Джорджии. Каждая сторона сжигала урожаи и дома своих врагов. Повсюду виднелись почерневшие поля, которые когда-то зеленели кукурузой, и обгоревшие остовы того, что было прежде крепкими хижинами и даже большими особняками.
— Какое преступление, — пробормотал Квинт Домино.
Когда же это кончится? Война началась в Массачусетсе еще 1775 году. Уже пошла вторая половина восемьдесят первого, а конца не видно, если только французский флот не поддержит генерала Вашингтона с моря и не захватит порты.
— Будем надеяться, что этот де Грассе более опытный военачальник, чем тот болван д'Эстен.
Когда на четвертый день путешествия Квинтин добрался до Блэкхорн-Хилла, был ранний вечер, время обеда. Он представил Роберта, сидящего во главе стола, и Мадлен на противоположной стороне, вовлеченных в горячую битву саркастических слов и мрачного молчания. Конечно же, Роберт попытается сообщить британским властям о нем, чтобы его арестовали, но он знал людей из Хилла. Никто не предаст его, кроме жены.
Зачем она написала ему о ребенке? Эта мысль все время вертелась у него в голове. Как сказал Марион, есть только один способ выяснить это. Он принял меры предосторожности, приведя с собой полдюжины закаленных в боях людей. По его сигналу они рассыпались вокруг дома в ожидании любой возможной неприятности.
Но по какой-то необъяснимой причине он чувствовал, что ничего такого не случится. Мадлен хотела видеть его, хотела, чтобы он посмотрел на ребенка, которого надеялась выдать за его. Возможно, это так… но он сильно сомневался. Вспомнив наставления Маргона о том, как обращаться с женой, он угрюмо усмехнулся и поехал через ореховую рощу, пока не достиг поля высокой кукурузы. Здесь он спешился. Отсюда можно было пройти незамеченным к кузнице, оттуда к конюшне, затем к заднему входу в дом… и к Мадлен.