После ужина мы пили чай на террасе, глядя на заходящее солнце и посмеиваясь над нашим уже солидным возрастом. В душе мы были точь-в-точь такие же, что и тогда, в студенчестве; мы и поверить не могли, что нам с ним уже за 40. Как давние друзья, мы открыто говорили обо всем, обнажая свои подлинные чувства. Старым друзьям нет нужды притворяться, ты можешь принимать их такими, какие они есть, и показывать им свое истинное «я». Этот человек был мне именно таким хорошим другом. Он рассказал мне обо всем, что случилось за минувшие десять лет, и наконец дошел до того, что творилось с ним в последнее время.
Мой друг всегда отличался тревожностью, даже когда особых поводов для беспокойства не было. В последнее время это состояние усугубилось, и, чтобы не поддаваться тревоге, он очень много работал. Джейн беспокоилась, что, если ее муж будет продолжать в том же духе, у него начнутся проблемы со здоровьем. По вечерам он работал за компьютером и засиживался за полночь; редко высыпался ночью и всегда был чем-то занят. Разумеется, благодаря трудоголизму он снискал признание в академических кругах и упрочил свой статус в университете, но при этом не только не мог перестать работать, но и испытывал острые приступы тревоги, когда ему бывало нечем заняться.
На улице стемнело и стало прохладно. Чтобы спастись от комаров, мы вернулись в дом и устроились на диване. Мой друг включил негромкую музыку и налил себе бокал вина. Потом рассказал мне о своем непростом детстве. В глазах общества его отец был успешным человеком, но из-за стресса на работе срывался дома. Выпивая, он превращался в другого человека, становился жестоким. Он даже бил сына. Поэтому дома мой друг чувствовал себя так, словно ходит по острию ножа. Мать частенько уходила из дома, чтобы не сталкиваться с мужем, а в ее отсутствие моему другу приходилось приглядывать за младшими детьми и ради их спокойствия делать вид, что все это – какая-то игра. Именно тогда в нем и развилась повышенная тревожность, так как он не знал, когда его отец в очередной раз выпьет и взорвется.
Обдумав его слова, я догадался, откуда могли взяться его тревожность и трудоголизм. Желая поддержать его, я осторожно произнес:
– У всех своя история, поэтому довольно сложно делать конкретные выводы, но трудоголизм свойственен в том числе тем, кто в детстве не чувствовал безусловной любви и заботы и считал, что не заслуживает внимания родителей, пока не сделает чего-то значительного. Такое часто бывает с детьми успешных родителей, если те слишком заняты своей жизнью и проявляют к детям мало интереса. Чтобы завоевать родительское внимание, дети живут в постоянном напряжении: им кажется, что они постоянно должны что-то делать, чтобы угодить родителям. При ином раскладе они не чувствуют себя любимыми и их действия лишены смысла. Что касается тебя, то мне вполне понятно, почему у тебя развилась эта тревожность, если учесть, что твой отец выпивал и становился агрессивным. Тебе наверняка приходилось нелегко, ведь мамы не было рядом и она не могла тебя защитить. Ты не знал, в какой момент может взорваться отец, и, вероятно, считал, что единственный способ это предотвратить – делать все, что он требует, и делать это правильно. Теперь ты взрослый и отца рядом нет. Но, тем не менее, требования этого мира – а не отца – вызывают у тебя тревогу: как будто, если ты не выполнишь все, что от тебя требуется, твое существование будет лишено и смысла, и ценности.
Мой друг кивнул. По всей видимости, он был со мной согласен. Я продолжал:
– Но правда заключается в том, что ты и без того достоин любви. Тебе не нужно убеждать себя в собственной ценности, бросая вызов всем требованиям общества и соответствуя ожиданиям других людей. Ты и так бесценное создание и заслуживаешь любви и заботы. Посмотри внутрь себя: возможно, ты разглядишь ребенка, который все еще дрожит от страха, боясь отца. Пошли этому внутреннему ребенку энергию любви и доброты, посмотри на него с состраданием. Как же трудно тебе было в одиночку, без поддержки матери, справляться с гневом отца, пытаясь защитить младших детей!
К этому моменту у нас обоих текли слезы. Мой друг ненадолго прикрыл глаза, а потом спокойно произнес:
– Ты прав. Во мне все еще живет ребенок, снедаемый тревогой, неспособный сделать так, чтобы его любили. И он умоляет меня, чтобы я больше не отворачивался от него. Все это время я был слишком занят тем, что беспокоился о мнении других людей, пытаясь не видеть эту детскую рану. Мне нужно поверить, что я достоин любви за то, каков я есть.