Повернув у столба с цифрой 15, Пряжников, который вел их маленькую группу, еще больше взвинтил темп. Если прежде они крутили по ветру, то теперь ветер, хоть и несильный, дул навстречу, затрудняя езду. И тут Володя почувствовал, что силы па исходе. Противная слабость растекалась по рукам и ногам, спина в непривычно низкой посадке занемела. Крупные капли нота стекали со лба, заливая глава, и оттого он видел дорогу и спины мчащихся впереди ребят в какой–то радужной пелене.
— Отцепись! Сдохнешь ведь! — крикнул ему Пряжников, оглядываясь.
Володя лишь качнул головой и продолжал упрямо крутить. Пряжников выразительно показал пальцем у виска и ушел вперед.
— Что, тяжко?.. — поравнявшись с Володей, сочувственно спросил Рябов.
Володя только кивнул и рукавом смахнул нот со лба.
— Садись ко мне на колесо, — сказал Саша. — Я тебя прикрою от ветра. Так… Еще ближе… Хорош!.. — командовал он при этом. Крутить стало действительно легче, и даже не столько оттого, что уменьшился напор ветра, сколько от этой доброй Сашиной поддержки.
Промелькнула навстречу группа с Ядыкиным, и теперь уже видно было, что те отстали намного — метров на восемьсот. Позади всех, отстав и от этой группы, на хорошем гоночном велосипеде неторопливо катил лысоватый Соломин.
— Работай, не сачкуй! — шутя крикнул ему Пряжников. Тот усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
На последнем пятикилометровом отрезке ребята до предела взвинтили темп. Пригнувшись к рулям, будто слившись с велосипедами, они резво и безостановочно работали ногами под слитное жужжание трещоток. Вот где Володя позавидовал их легким стремительным машинам! Вот где усталость навалилась на него всей свинцовой тяжестью!.. Трудно было вообще крутить, а неподатливые педали его «пензенского» и подавно. Саша и Пряжников лидировали поочередно, а у него едва хватало сил держаться за ними. То, что он не лидировал, конечно, помогало ему. Он шел в группе, но не работал на группу, в какой–то мере поддерживая скорость за ее счет. Но ребята и не требовали этого от него. Уже то, что на своем дорожном велосипеде он упорно держался в группе, само по себе было необычно и странно. Им даже интересно было, сколько же он протянет вместе с ними, ехавшими на гоночных машинах. Его отчаянное упорство нравилось им. Володя это понимал и потому, сцепив зубы, крутил и крутил, до изнеможения, до звона в ушах…
Он знал за собой эту черту, знал, что, если надо, может превзойти самого себя. Вот только это «надо» он не всегда мог внушить себе сам. Чаще оно возникало в нем помимо сознания, шло откуда–то из глубин. Властное, как приказ, это надо не подавляло, не угнетало его, а делало вдруг сильным и свободным, нечувствительным к боли, презирающим усталость, не знающим жалости к себе, к своим измученным непосильной работой мышцам. Это была мука, но особая, торжествующая мука в предощущении победы. И он крутил, крутил, крутил — видя в туманной пелене лишь серебристые спицы мчавшегося впереди, не позволяя своему колесу отстать от этого сверкающего диска…
Он отстал лишь в самом конце дистанции, когда, поставив большую передачу и резко «танцуя» на педалях, ребята пошли на последний финишный рывок. Володя не пытался догнать их. Он и так уже чувствовал, что дело сделано: он выдержал, он показал себя. И хорошо показал! Оглянувшись, он даже далеко за спиной не увидел группы Ядыкина. Это уже была заявка! Этого он и сам от себя не ожидал…
Проскочив мимо стоящих на обочине гонщиков и сваленных тут же велосипедов, он резко затормозил и повернул назад. Слез с велосипеда и тут только почувствовал, до чего устал. Ноги безвольно надломились, и он присел на корточки, опершись на руку, чтобы не упасть. Насквозь мокрая рубашка прилипла к спине, пот градом катился со лба, заливая скулы и подбородок.
- Пятьдесят шесть — пятнадцать, — сказал Полосухин, взглянув на секундомер. — Ну, тита–ан!.. — добавил он со своей обычной ухмылкой.
- Да это же лучше третьего разряда на гоночном, — сказал Саша Рябов, утирая в темных разводах лицо рукавом велорубашки.
- А на дорожном, — добавил кто–то, — лучше второго.
— Титан! — с похвалой, но и с какой–то недоверчивой иронией протянул Полосухин. — Неужто никогда раньше не гонялся?
— Никогда, — сказал Володя, смущенный от похвал. Ему казалось, что слишком уж хвалят его, слишком удивляются его результату, и он поспешил объяснить: — Я зимой на коньках бегал, не успел еще форму потерять…
- Ага! — высоко поднял брови Полосухин. — Вот вам, дети мои, польза предсезонной подготовки.