А я оказалась под колпаком. Единственная надежда, что компания-разработчик замнет происшествие, чтоб самой не понести убытки. Вот такая шаткая надежда. Больше ничего.
— Когда я попросила всего чуть-чуть подправить формулу, пойти на минимальный риск, то ты струсил! По-твоему, Эрика Лау за собой лабораторию возит и штат научных специалистов? Или за те несколько минут они успели бы проверить, правильна ли формула?
— Они именно потому так быстро нас отпустили, что на борту были специалисты, способные дать оценку, — с непрошибаемой невозмутимостью бросил Рок.
— Ничего подобного. Они просто испугались. И поступили бы точно так же, распространи мы пустышку.
— Ты этого не знаешь наверняка.
— Ты тоже.
Рок хотел было что-то сказать, но я перебила:
— И не начинай опять про свою чертову интуицию. Нормальному человеку, кроме задницы — чтоб чуять, еще и голова дана — чтоб думать!
— Ага, конечно, ты у нас самая умная, самая хитрая и обведешь вокруг пальца кого угодно! А спецслужбы Союза так, погулять вышли. Да ну тебя, все равно ничего не докажешь! Кроме собственного эго ничего вокруг не видишь!
— Ой, а ты лучше? Все-то он нюхом чует, беда только в том, что обосновать не получается. Прям собачка! Кстати, вашу расу случайно с лайками не скрещивали? А то меня терзают сомнения. — У кретянина от злости аж желваки запульсировали, но меня, что называется, несло: — Гав, гав, песик! Косточку хочешь?
Он ничего не ответил. Только посмотрел, словно на что-то мерзкое, и ушел в командную рубку.
С той поры мы не разговаривали. Я перебралась в свою каюту. Он ничего не сказал. Лишь вздохнул, то ли с разочарованием, то ли с облегчением.
А я так и не нашла слов, чтоб извиниться. Да и смелости тоже.
Впрочем, ни Рок, ни Зак в эти дни тоже не отличались особым благодушием. Только наличие персональных кают послужило причиной того, почему мы втроем не поубивали друг друга.
Анализировать причины и последствия нашего провала не возникало ни малейшего желания. Хотя Рок с Заком время от времени заводили речь о произошедшем, словно пытались убедить сами себя, что поступили верно.
В довершение ко всему — вишенкой на торте — послужило то, что мы практически лишились корабля. Бортовой компьютер некорректно интерпретировал замену местами блоков связи, и в диспетчерскую службу ушел длинный список якобы имевших место поломок. Теперь судну не разрешат взлет, пока не будет проведена полная диагностика. О цене на эту услугу я даже вспоминать не хочу — раз двадцать на Землю и обратно в каюте люкс слетать можно за такие деньги.
На четвертый день нам вручили пропуска и разрешили идти на все четыре стороны. Мы не планировали больше возвращаться на корабль, правда, и вылететь пассажирским транспортом в ближайшие дни уже не успевали. Решили переждать активную стадию «аномалии» на Прино, а дальше каждый по своим адресам. Зак вроде бы к Маргуне намылился, я, однозначно, на Землю, Рок пока не озвучивал, но, думаю, вернется на Крет.
Рок последний раз проверил ворота шлюза, поправил перекинутую через плечо лямку своей сумки и нырнул в проем тоннеля. Зак пер контейнер с химерой и рюкзак. Я шла налегке — с ноутом и сумочкой. Эх, где же ты, мой любимый чемоданчик?
Я только сейчас прочувствовала, что Прино является планетой-тюрьмой. И как на самом деле эта тюрьма выглядит. Низкие тяжелые своды, серые щербатые стены из необработанного камня, длинные узкие коридоры. Яркое освещение лишь усугубляло неприятные ощущения, создавая впечатление, что ты уже попал в карательно-исправительное учреждение.
Никакого сравнения с тем роскошным залом с слюдово-голубыми панелями потолка, через который мы попали в недра Прино в предыдущую посадку. Впрочем, после заточения на корабле в неопределенности нашей дальнейшей судьбы, даже этот неприглядный туннель казался благом.
Коридор повернул вправо, и через сотню метров показалась частая решетка турникета, разделяющего сектора. Ну, наконец-то! Уже больше километра по этому унылому туннелю тащимся. М-да, в прошлый раз на лифте получилось на порядок быстрее. Пройдя турникет с помощью выданных нам пропусков, мы очутились в столь же мрачном пустынном вестибюле. Отсюда ответвлялось несколько коридоров, также прегражденных турникетами, на верхние уровни поднимался эскалатор, тускло светились лаконичные табло в виде стрелок с номерами секторов. Я даже растерялась. Вот чем, объясните, отличается сектор «24 дробь 7» от «21 дробь 8»? И в каком секторе мы останавливались ранее? Из коридора «24 дробь 7» донесся приглушенный шелест тормозящего поезда. Ага, значит, там станция…