Потому Кондрашов, внешне легко паря с деликатным грузом над бездорожьем, внутренне действовал на пределе сил. Да к тому же посреди скользкого месива, когда ноги и без того разъезжались, как «у пьяного сивого мерина», его голову некстати посетило бедовое сравнение. Сравнение о том, что по комплекции Нина, пожалуй, несколько тяготеет к пресловутой Маньке из Большой Захотихи, а загнанный на футбольных тренировках кавалер (хоть и превосходящий её на полголовы в росте) – к Манькиному папашке. «Сладкая парочка!» – подумалось юноше.
И происходящее представилось ему в столь забавном свете, что он едва не расхохотался, а «потешная слабость» начала разгибать предательски задрожавшие пальцы. Благо, выручило то, что девушка с готовностью обхватила юношу обеими руками за шею и прильнула к нему.
Н-да! Несметное количество положительных эмоций отразилось бы на лице Юрия, прижимай он к себе «самую красивую девушку Ильска и его окрестностей» в иной ситуации. Теперь же он преимущественно мечтал о том, чтобы добраться до твердыни земной, откуда тротуар тянулся уже до самого клуба. И вполне объяснимо, что Кондрашов, выгадывая время, не нашёл ничего лучшего, как заторможено и неловко пошутить:
– К алтарю?…Ах да, в качестве надёжного стража с колуном…
– Вот ещё! – чуть обиженно надула губки Нина. – Я тебя вижу в качестве того, кому я… позволила бы снять с меня фату! В нужное время и в нужном месте. Так как?
– Мне же скоро осмьнадцать стукнет, – поёрничал кандидат в женихи. – И тогда забреет паренька военком…
– Надо, так я и армию пережду, – настаивала на определённости Самохина. – Так как: ждать?
– Ждать. Конечно, ждать, – облегчённо откликнулся тот невольно подсказанным самой девушкой ответом.
– Взаправду?
– Угу.
Вот таким образом и завершилась их первая душевная близость, которую одна сторона восприняла как неофициальную тайную помолвку, а вторая расценила в качестве ни к чему не обязывающего неопределённого обещания.
Кондрашов облегчённо вздохнул, поставив Нину на тротуар. А «конспиративная невеста» щедро вознаградила «замараевского рикшу» за заботу: вставая на ноги, недвусмысленно прихватила своими чувственными губами его горевшую от напряжения щёку.
5
В коридор клуба парочка вошла с опозданием, услышав разноголосицу, доносившуюся из кабинета заведующего. Соблюдая этикет и оберегая Самохину от возможных претензий за опоздание, Кондрашов распахнул двери и шагнул за порог первым, прикрывая собой спутницу.
Помещение основательно было заполнено молодёжью. И Юрий, вспоминая нечто, вычитанное им в книжке про старину, дурашливо отвесил присутствующим поясной поклон и громко провозгласил:
– Привет честной компании! Наше вам с кисточкой!
– О! – живо отреагировал на их появление Володя Попов, работавший с Кондрашовым в одной производственной бригаде. – Опоздавшему поросёнку – титьку возле попки! Свободных стульев-то и нету.
– И ещё пусть покажет, в котором месте у него кисточка, – пробасил из угла Виктор Кропотов.
– Жених и невеста! – проницательно съязвил кто-то из девушек. – Вон…какие возбуждённые…Или вам сразу марш Мендельсона сыграть?
– А вам – реквием Шопена? – резко «ощетинился» из-за двусмысленных намёков Кондрашов.
– Э-э-э, нет, други мои! – Сглаживая остроту пикировки, вмешался Лукин, вставая из-за стола и поочерёдно отмечая персональным поклоном и рукопожатием соответственно прибытие первой деревенской красавицы и своего памятного знакомца. – Так нельзя. К нам же пожаловала сама Ниночка! Она очень скоро, в чём я не сомневаюсь, засверкает на всероссийской эстраде. А это? – похлопал он по плечу Юрия. – Это мой спаситель на замараевских минводах. Если бы не он, не свидеться бы нам с вами сегодня, други мои.
– Ух, ты!
– Это как?
– Почему спаситель? – принялись наперебой расспрашивать Лукина заинтригованные парни и девчонки.
Аркадий Николаевич, встав в центре комнаты, начал рассказывать о перипетиях встречи с Кондрашовым накануне. И повествовал Лукин настолько увлекательно, и с такими уморительными ужимками воспроизводил то, как он «фуркал» в луже, так живописал, каким образом «чумоданы» улепётывали от него прочь, будто добродушные тараканы от злобного санитара, что смех не смолкал до конца его импровизации. «…Один рвёт когти на Северный полюс, второй – в Антарктиду, а аккордеон – на постоянное место жительства к тёте Саге и дяде Абгаму в Изгаиль», – под общий хохот завершил он выступление экспромтом, характерно картавя.
Постепенно все успокоились, и Лукин опять взял на себя инициативу, но уже деловую. Он сел с аккордеоном на стул, поднял руку кверху, призывая тем самым к полной тишине, и заговорил серьёзно: