2
Исчерпав программу подготовки, сельские артисты засобирались домой. Лукин, что за ним водилось, задержал Самохину. Остальные высыпали на улицу. И уже там, близ клубного крыльца, Кропотов подвёл и представил приятеля гостьям.
– Знакомься, Юрок: Стелла, Марина. А это, девчонки, тот самый замараевский…эта…инте…интеллектуал, про которого я вам рассказывал.
– Ладно тебе, – одёрнул его юноша, и отчего-то назвался по фамилии, поочерёдно протягивая девушкам руку. – Кондрашов. Кондрашов.
– Марина, – сказала Шутова.
– Кораблёва, – произнесла Стелла мелодичным голосом, прозвучавшим так прозрачно и чисто, как свежи и первозданны ландыши в тенистой прохладе нетронутого леса.
– Почему же так официально? – неуклюже осведомился у неё юноша.
– Следую вашему примеру, – пояснила его новая знакомая с доброжелательной улыбкой.
– Ах да! – спохватился паренёк, осознав собственную оплошность.
Он не нашёлся, что ответить, и, быть может, по этой причине, излишне крепко, по-мужски сжал тонкие и длинные пальцы собеседницы.
– Юрий! – уже смеясь, воскликнула Кораблёва, приводя его «в чувство». – Мне кажется, что вы мою бедную руку перепутали с силомером.
– О! Простите! – окончательно смутился тот, ослабляя хватку, но, тем не менее, в странном забытьи продолжая держать девушку за запястье, пристально глядя на неё.
Лучше всего его состояние одним ёмким словом из молодёжного жаргона охарактеризовал Виктор.
– Ты что, в отключке? – помахал он рукой перед глазами друга подобно психиатру, проверяющему, адекватен ли клиент.
– Не тают, – пробормотал тот.
– Что, «не тают»? – с деланной обеспокоенностью переспросил Кропотов, подмигивая практиканткам.
Он картинно приложил тыльную сторону ладони ко лбу юноши, как бы проверяя у того отклонение температуры от нормы.
– Снежинки на ресницах не тают, – отклоняя голову в сторону, так как друг мешал ему смотреть на Стеллу, задумчиво ответил Юрий.
И действительно, снежинки на пушистых изогнутых ресницах девушки не таяли. Её ресницы простирались настолько, что при взмахе ими поднимался лёгкий ветерок, а порхающие в воздухе снежинки, опускаясь на них, образовали красивый ажурный налёт. Теперь и Виктор с Мариной убедились в этом.
– Ёк-карный бабай! – совсем непоэтично воскликнул Кропотов. – Долго мы так ещё будем торчать? – ревниво разнял он затянувшееся рукопожатие застывшей парочки, и уверенно направил квартет от клуба в сторону избушки молодых специалистов.
Компания уж двинулась было вдоль по улице сплочённой группкой, но его монолитность сломала Нина Самохина, о существовании которой Кондрашов и думать забыл.
Она, выскочив из клуба, решительно отстранила Виктора, «маячившего» у неё на пути, и демонстративно взяла Кондрашова «под ручку». При этом Нина с чрезмерной, явно показной заинтересованностью обратилась к нему: «Юрочка! Ты мне так и не дорассказал ту смешную историю…Помнишь, вчера, когда мы стояли около нашего дома?» С этими словами Самохина увлекла его, растерявшегося от стремительной «смены декораций», за собой.
На улице меж тем слякотную оттепель наконец-то сменила зима. Она воцарилась повсюду. И не мудрено: всё-таки на листке календаря значилось уже первая декада декабря. Морозный воздух густо заполнили невесомые мириады снежинок. Они всё более и более укутывали собою, будто белой заячьей шубкой, подмерзающую землю. Затянувшееся межсезонье отступало.
Однако наступивший перелом в погоде не радовал Кондрашова. Он понуро брёл подле Нины, путаясь в собственных ногах, и завистливым взглядом сопровождал Кропотова. Тот подобно журавлю манерно вышагивал впереди на своих длиннющих «ходулях» рядом со Стеллой и Мариной, и, наверное, в сотый раз за последний месяц вещал про казус, что недавно свёл его, ни с кем попало, а с олигархом областного масштаба Сытновым.
Ёрник и балагур Кропотов в прошлом году демобилизовался из армии и устроился работать в совхозе шофёром. Возил он на УАЗике самого Бурдина. И имелась у Виктора забавная привычка, в известной мере отражавшая его проказливый характер. Минуя на трассе встречный транспорт, он, нет-нет, да и вскидывал руку в приветственном жесте, выставляя её из окна. Добро, если бы молодой нахал таким образом салютовал знакомым. Так нет же, он время от времени своими каверзами вводил в заблуждение и совершенно случайных людей, спохватывавшихся, что они не просто проворонили кого-то из уважаемых персон, а и обидели их ненароком своим невниманием. И ехал дальше «нагретый» наглецом шофёр, и ёрзал ожесточённо на сиденье, точно там у него завелись термиты, и сетовал на собственную оплошность, и ругал себя нехорошими словами. Зато Кропотов довольно похохатывал и приговаривал: «Один – ноль в мою пользу».