– День добрый, Юрочка! – доброжелательно ответила ему девушка, окинув его пристальным участливым взором. – Как ты? Как здоровье?
А с Кондрашовым что-то произошло: заранее приготовленные красивые выражения и обороты вылетели у него из головы. И он, непредсказуемого для самого себя, вступил в диалог не с комплиментарной части, а с тяжеловесного вопроса, который превращал их общение в официальный обмен информацией.
– Стелла, тебе известно, что Сытин…ну…заказал твоего… папу? – затаив дыхание и опустив от напряжения взгляд, осведомился он.
– Да, – однозначно подтвердила двусмысленное обстоятельство студентка. – Мне об этом говорили в областном УВД. Доказательств тому нет, так какой же заказчик их оставит.
– И что отец…этого…Эдуарда с Сытиным заодно?
– Да, в уголовном розыске так считают, потому что Хорин компаньон Сытина, – продолжила безжалостно топтать его чаяния Стелла.
– И ещё: Кропот мне трепанул своим поганым языком, что ты…выходишь замуж за Эдуарда?
– Да, – очень твёрдо ответила девушка. – Это так.
– Ты…согласилась!? – подняв глаза на Кораблёву, отшатнулся от неё Юрий.
– Да, – не отвела от него своего взора студентка.
– Ты…Ты…Ты будешь женой человека, на котором кровь твоего отца?! – отказываясь воспринимать услышанное, прикрыл рот рукой юноша, боясь сорваться на крик.
– Нет, – твёрдо проговорила Стелла. – Я буду женой Хорина Эдуарда. Даже при Сталине сын за отца не отвечал. А Эдик разорвал отношения с ним…
– Нет! – перебил её Кондрашов. – Нет: ты будешь женой кровавого ублюдка…
– Юра! Думай, что говоришь! – раненой птицей вскрикнула Кораблёва. – Если ты не хочешь потерять то…то хорошее, что было между нами…
– Эх ты! – практически уже не слушал её юноша. – Эх ты! – и горький-прегорький комок разочарования сжал его горло. – Ну ладно, Кропот – такой же, как все…Я – такой же, как все…Все – такие же, как все…Но ты-то!…Но ты-то!…Ты…Знаешь, что ты сделала? Ты убила ту девочку, которая была внутри тебя! Убила!…И ты тоже стала такая же, как все…
Спазмы с неимоверной силой сдавили его глотку. И Юрий, разом постарев на тысячу лет, горестно махнул рукой, вынося не подлежащий обжалованию приговор:
– Прощай. Я больше не люблю тебя. И я не приду тебя провожать.
Он сгорбился, съёжился, скрючился и дряхлым старцем, которого разразил кондрашка, пополз прочь…
3
В ремонтных мастерских вовсю кипела работа: сельские механизаторы готовили тракторную технику к весенне-полевым работам, к скорому пришествию весны.
Опытный тракторист Иван Коколев с сыном «обували» трактор, натягивая на каретки гусеницу. Начальный и конечный траки гусеницы они уже замкнули в цепь, забив наполовину металлический палец в крепёжные отверстия. Однако дальше железный штырь шёл «с натягом», так как траки перекосило. Коколев пытался ломиком выправить их, пыхтя от натуги и демонстрируя при этом неисчерпаемый ассортимент ненормативной русской лексики, а его сын, тем временем, со всего маху бил кувалдой по головке пальца, стараясь загнать фиксатор на место.
Механизатор Степан Кузьмин кран-балкой, которую ещё называют тельфером, в подвесном виде транспортировал громадное заднее колесо трактора «Беларусь» к вулканизаторской для починки.
Слесарь-ремонтник Валентин Крючков затачивал затупившееся зубило на наждачном станке так, что искры летели, как при извержении вулкана.
Кондрашов тоже ударно трудился, помогая Володе Попову демонтировать с трактора вышедший из строя двигатель.
В мастерских от производимых работ раздавался грохот, лязг, визг и прочий невообразимый шум, издаваемый людьми и техникой. И вдруг…
И вдруг всё стихло! Всё и вся замерло! Время приостановило свой безостановочный бег! В помещении волшебно просветлело, а оборудование засветилось, отражая сказочное сияние. Даже древний гидравлический пресс прекратил «пыхтеть» над подшипником, загоняемым в гнездо детали, ибо постыдился осрамиться в сей торжественный миг. Юрий, по наитию уловив происшедшую перемену, повернулся в сторону входа в ремонтный цех, откуда исходил таинственный звёздный свет, и увидел…Стеллу!
Она элегантно отмеривала пространство, чеканя каблучками шаги по металлическим квадратным плитам. Для окружающих – до головокружения недоступная и прекрасная, статная и грациозная – глаз не оторвать! И от одного вида её выразительного милого лица, пленительного мимолётного взора, летящей походки замирала техника, коченели изваяниями деревенские киборги в робах, завистливо потупилось тусклое и скупое зимнее солнце, заглядывавшее в окна. И даже, казалось бы, бездушные снежинки, вопреки всем законам природы, не таяли на беспредельных изогнутых ресницах девушки.