Наконец в комнату вошел Дарес, и дети стали горячо упрашивать его поиграть с ними.
— Хорошо, но только недолго. Скоро пора спать.
Он сел за стол, и Робби сдал ему карты. Дарес спросил, кто выигрывает.
— У нас нет карандаша, поэтому мы не волнуемся, — вежливо объяснила ему Луиза.
— Вы должны знать свои очки.
— Пойди принеси мою сумочку, Робби. У меня есть карандаш.
Конечно, карандаш был на самом дне и появился только тогда, когда Тони вынула из сумочки разные письма, рецепты и всякие другие полезные вещи, которые непременно находятся в дамской сумочке.
— Положить обратно? — спросил Робби.
— Нет, я заберу его, когда пойду наверх.
Двадцать минут спустя Дарес объявил игру законченной. Давно пора было спать. Безо всяких споров карты были убраны, и следующие полчаса Тони занималась тем, что мыла детей и укладывала их спать.
— Ты расскажешь нам что-нибудь? — подлизывалась Луиза. Все трое лоснились от чистоты, были одеты в пижамы и жевали бисквиты, запивая молоком.
Она рассказала им сказку и после, убедившись, что все лежат в кроватях, спустилась вниз, надеясь провести часок, спокойно читая. Дарес был на веранде. Услышав ее шаги, он медленно повернулся, и она увидела, что в руках он держит чек.
— Что это? — спросил он мягким, вибрирующим голосом; приглушенное ворчание тигра перед прыжком.
— Мой чек. — Она машинально взглянула на место, где сидела. — Должно быть, я выронила его, спасибо.
Она увидела выражение его лица и убрала протянутую за чеком руку.
— Что-то случилось?
Два горящих, как угольки, глаза уставились на нее.
— Что ты собиралась делать с чеком Харитоса Леонти?
Он стоял перед ней, как прокурор, но в чем он обвинял ее? Она могла только смотреть на него, не понимая и удивляясь его тону.
— Он дал мне его сегодня днем. Это за…
— Этим днем? Это значит, что ты была… с ним?
— Да… ну и что? Мы были в Родосе, осматривали город.
Если бы она сказала, что была на Луне и то меньше бы удивила его.
— Ты стоишь здесь и говоришь мне, что выезжала с мужчиной, осматривала город! Ты бросила троих детей одних, чтобы они повредили себе что-нибудь?
Глаза Тони опасно сверкнули.
— Ты знал, что я уезжала!
— Дети мне сказали, что тебя нет, но я подумал, что ты вышла в Линд что-то купить.
— Да, я была не в Линде. Я поехала в Родос в первый раз с тех пор, как попала на этот остров! И какое ты имеешь право возражать?
Он еще не возражал, но, судя по выражению его лица, осуждал.
Заставить его принять это? Она могла бы померяться с ним силой, если он этого хочет.
— Тебя не было весь день?
— Я встретила Харитоса в одиннадцать утра.
— И вернулась к чаю. Ты бросила детей более, чем на пять часов.
— Они уже не маленькие, — сказала Тони решительным, вызывающим тоном. — Могу я получить чек обратно?
Ее холодный тон был ошибкой. Он только увеличил его ярость. Подойдя к ней, он схватил ее за лицо рукой, грубо сжав подбородок с такой силой, что у нее не было ни малейшего шанса вырваться.
— Этот чек, — приблизив лицо, прорычал он, — как ты его получила?
Тони все-таки удалось вырваться, и она решила все немедленно объяснить. Но решив сделать это, она вдруг захотела пристыдить его.
— Мне приходится искать деньги, где только можно! — воскликнула она. — Потому что ты мне их не даешь!
Было тихо, только сверчки трещали на оливах в саду да на каминной полке сонно звучали французские часы.
Глядя на мужа, мысли Тони вернулись к его деду, и она снова увидела тот горящий взгляд, который выражал сумасшедшее желание. Машинально она прижала руки к горлу и подумала: "Этот тоже собирается убить?"
Наконец Дарес заговорил, в его голосе опять звучала мягкость, которая была более угрожающей, чем любой взрыв ярости.
— Это оплата за что-то, понятно, но за что?
Изумленная тишина последовала за этим намеком, а потом Тони подняла руку для пощечины. Но прежде чем она смогла ударить его, Дарес схватил ее за запястье и, случайно или нет, вывернул ей руку так, что Тони вскрикнула от боли.
— Отпусти меня!
— Когда я захочу… и когда ты скажешь мне, за что получила этот чек. — Он помахал этой бумажкой у нее перед лицом. — За что ты его получила?
— Если ты уже сделал из этого заключение, нет необходимости что-либо добавлять. И не ори, будь любезен!
Запястья сжались еще сильнее, и из ее глаз брызнули слезы, но она не издала ни звука. Дарес буквально пылал, загорелое лицо приобрело малиновую окраску.