– Он хочет жениться из политических амбиций, – промолвил Людовик. – У него нет ни малейшей лояльности по отношению ко мне.
– Ему придется удовольствоваться ролью наследника трона Франции, – сказал Ришелье. – Примите мой совет, сир. Прикажите герцогу жениться на этой девушке и начните подготовку к брачной церемонии.
– Я не женюсь на этой уродине! – Голос Гастона звенел в ушах Анны. – У нее кривая спина!
Герцог расхаживал взад и вперед мимо высоких окон, в ярости стуча по полу тростью с золотым набалдашником. Выплеснув свой протест, Гастон круто повернулся к королеве. Анна сидела в нише у окна и смотрела на него. Солнце играло огнем в ее рыжих волосах. На ней было простое бледно-желтое платье с большим воротником из тонких кружев, сколотым у груди брошью из великолепных опалов и бриллиантов.
Бриджи и камзол принца были сшиты из бархата. Короткий плащ свисал с плеча. Темные кудри спускались на воротник, заканчиваясь «любовными завитками», ставшими столь популярными благодаря герцогу Бекингему. Черты его привлекательного лица были искажены вспышкой капризной ярости. Он остановился возле Анны, выбросив перед собой руку несколько женственным жестом.
– Моя дорогая сестра, разве вы не поддержите меня?
– Конечно, поддержу, – ответила Анна. – Мне хорошо известно, каково испытывать преследование этого дьявола, и я поддерживаю вас от всего сердца. – Анна оглянулась и увидела, как одна из ее дам подняла голову от вышивки: слова Анны дойдут до ушей Ришелье уже сегодня вечером. Герцог проследил за ее взглядом. Глаза его сузились, а губы надулись, и он неожиданно стал очень похож на Людовика, когда тот бывал в мстительном настроении.
– Ваша работа иглой раздражает меня, мадемуазель. Уходите! – Он знал, что Анна не может дать такой приказ, так как ей не повинуются, и отвесил королеве небольшой торжествующий поклон, когда фрейлина вышла из комнаты.
– Сейчас она, конечно, подглядывает в замочную скважину, но услышать ничего не сможет, – сказал он и сел рядом с Анной, положив обе руки на набалдашник трости.
– Как я уже говорил, я не женюсь на этой уродине, – повторил он тихо. – Гораздо легче приобрести жену, чем, уже имея, от нее избавиться. И будь я проклят, если в мои намерения входит сделать мадемуазель Горбатую Монпансье королевой Франции.
– Вы говорите так, будто король уже умер, – пробормотала Анна. Гастон внимательно разглядывал свою палку.
– Я слышал, что во время последнего припадка врачи не ручались за его жизнь, – заметил принц, понизив голос. – Он явно не крепок здоровьем, мой братец. И когда я наследую ему, в чем я нисколько не сомневаюсь, я намерен сам выбрать себе королеву
– Заранее ей завидую, – горько сказала Анна. – Обращайтесь с ней лучше, чем король со мною.
– Я в отчаянии от его обращения с вами. – Темные глаза искоса взглянули на нее. – Мне нетрудно понять, дорогая сестра, насколько скучна ваша жизнь. Должен сказать, что кое-кто из моих друзей, в том числе и месье де Шале, столь преданный герцогине де Шеврез, – все они пишут мне… а де Шале даже ездил в Брюссель, чтобы с ней встретиться… Так вот, как я говорил, мои друзья обсуждали, как тягостно вам живется, и мы пришли к выводу, что вам надо развлечься.
Анна сухо улыбнулась.
– Новый рисунок для вышивки? Именно это предложила королева-мать, когда я попросила ее заступиться за меня перед королем.
– Вышивками? Нет. Моя дорогая матушка всегда больше работает руками и языком, нежели головой… Нет, я предлагаю вам почитать кое-что из истории. Французской истории, моя прелестная сестра. Начните с жизнеописания Анны де Бретань.
Королева так резко обернулась к нему, что Гастон сделал предостерегающий жест рукой.
– Не забывайте о замочной скважине. Но вам, как будто, ее история известна.
– Она дважды становилась королевой Франции, – сказала Анна, отвернувшись и глядя в окно; щеки ее горели от возбуждения.
– Она вышла замуж за одного из братьев, тот умер, и она стала женой другого брата, – продолжил за нее Гастон. – Привлекает вас такая перспектива?
– Больше всего на свете! – это было сказано тихим ожесточенным голосом.
Герцог улыбнулся.
– Теперь вы понимаете, что мне никак нельзя жениться на этой Монпансье, – заметил он бодрым тоном, ожидая, что Анна спросит, любит ли он ее, и готовясь к соответствующей декларации, но та молчала. На мгновение его тщеславие было уязвлено: он готов был влюбиться в свою прекрасную родственницу настолько, насколько это возможно в восемнадцать лет. Впрочем, чувство досады не могло быть долгим – слишком большим самомнением обладал герцог.
Помолчав, Анна неожиданно спросила:
– Вы сказали, что месье де Шале видел Мари?
– Еще бы! Мне передавали, что она немало осчастливила герцога во время его визита.
– Мари послала мне письмо, – продолжала Анна, – в котором пишет, что мои друзья намерены устранить источник моих невзгод, – это ее слова.
Гастон улыбнулся.
– Она совершенно права. Так и есть. Это другой вопрос, который я хотел с вами обсудить после того, как мы решим первый. Через несколько дней Двор переезжает в Фонтенбло, а кардинал отправляется в свой дом во Флери. Несколько моих друзей во главе с де Шале отправятся туда, и там произойдет счастливый для всех нас несчастный случай.
– Но что сделает король? – прошептала Анна.
– Ничего. Если рядом с ним не будет кардинала. Он будет делать то, что делал, пока к нему в доверие не вкралась эта лиса: слушаться матери. А та слушается меня.
Его мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Анна всмотрелась в циничное лицо молодого интригана и поняла, что убийство Ришелье – лишь первый шаг в его зловещих замыслах.
– Если король потребует наказать виновников несчастного случая, – спросила она холодно, – что тогда?
Герцог поднял брови.
– Возможно, он решит, что ему следует отказаться от престола. И даже если вы не станете вдовой, всегда можно аннулировать брачный союз. – Он зевнул и встал, опираясь на трость, затем, склонившись, легонько поцеловал Анне руку. – Я восхищаюсь вашим присутствием духа, моя дорогая сестра. До встречи в Фонтенбло. И Флери.
Была уже почти полночь, и в доме во Флери стояла тишина. Большая часть слуг по приказу кардинала отправилась спать, но в кабинете все еще горел свет. Лакей спал в прихожей, а кардинал, сидя за письменным столом, работал над сообщениями из-за границы.
Он читал отчет о смуте, вносимой католическими священниками и свитой королевы Генриетты в жизнь Лондона. Настраиваемый Бекингемом обычно мягкосердечный король Карл угрожал выслать всю компанию обратно во Францию и непрерывно ссорился с женой. Месть была слабоватой, и если Бекингем рассчитывал на приезд в Париж в роли миротворца, то, – презрительно подумал Ришелье, – его ждало разочарование.
Король ни за что не позволит герцогу еще раз ступить на землю Франции… Ришелье замер, положив бумагу на стол. Кто-то стучал, почти барабанил в дверь.
Кардинал подошел к дверям. В этот момент часы пробили полночь.
– Кто там?
Послышался голос его лакея:
– Граф де Шале и комендант де Валенси.
– Впустите их, – приказал кардинал.
Де Шале и де Валенси… Ожидая их появления, кардинал застыл на месте. Рука его шарила в поисках шпаги, с которой он не расставался, когда носил светское платье. Но сейчас отстегнутая шпага лежала в спальне.
– Поздновато для визитов, господа, – сказал он спокойно. – С какой целью вы приехали?
В течение последовавшей паузы Ришелье обратил внимание на озабоченное и негодующее выражение лица де Шале. Де Валенси сохранял строгий вид. Наконец он ответил кардиналу:
– Мы приехали, чтобы спасти Ваше Высокопреосвященство от покушения, – сказал комендант. – Расскажите, Шале!
Граф облизнул губы и бросил быстрый взгляд на своего друга.
– Существует заговор, имеющий целью убить вас. – Его прорвало, и он больше не колебался. – Я в нем участвую. Я рассказал о нем Валенси, и тот заявил, что, если я не сознаюсь вам во всем и не попрошу прощения, он сам меня выдаст!