Ознакомившись с этим танцем, впервые увиденным им в Испании, Казанова на следующий же день принялся искать себе учителя танцев, чтобы научиться танцевать фанданго. Такого он нашел в лице некоего актера, дававшего ему попутно и что-то вроде уроков испанского языка.
Казанова, необычайно способный ко всяким физическим упражнениям, через три дня уже танцевал фанданго в совершенстве. Так как в этом танце его всего более интересовала роль танцорки, то он занялся тем, чтобы подыскать себе даму. Где было найти ее? Он не мог обратиться к девице из общества, которая, разумеется, отказала бы ему сразу, а с другой стороны, он не хотел ни замужней женщины, ни куртизанки.
Не теряя из виду своей цели, он отправился, разодетый со всей пышностью, в церковь Соледад, где служили торжественную мессу по случаю дня Святого Антонио. И милостью провидения, там он заметил молодую девушку, с опущенными глазами, выходившую из исповедальни.
Исповедальня для Мадрида — почти то же, что гондола для Венеции. И правда, когда он смотрит на эту исповедальню из резного дерева, откуда вышла молодая испанка, она кажется ему поставленной стоймя гондолой, у которой спереди решетка. При виде молодой девушки, ее фигуры, ее небрежной и томной походки ему сразу приходит в голову, что она наверно танцует фанданго, как ангел, или, вернее, как демон… И, даже не допуская мысли, что она может не согласиться, он решает, что с ней-то он и выступит в «Сканнос дель Пераль».
Сладковатый запах ладана наполняет церковь, кажущуюся ему ближе и интимнее от присутствия этой красоты… Он смотрит, как красавица после исповеди преклоняет колена посреди церкви, как она причащается… Он наметил ее и решение его непреклонно!
Она, выходя из церкви, поворачивает в переулок, входит вся еще обвеянная ароматом мистицизма, в маленький одноэтажный дом. Он решительно входит за ней и стучится в дверь. «Кто там?» — окликают его. И по мадридскому обычаю, он отвечает: «Cente de paz», — т. е. мирный человек.
Кто бы там ни стучался в дверь — беспощадный кредитор, или полиция, пришедшая арестовать — они на вопрос неизменно ответят: «мирный человек». Но ни к кому это наименование не подходит так мало, как к Жаку Казанове де Сейнгальт. Когда это и куда он вносил мир? Он, неутомимый авантюрист, беспокойный любовник… Никогда еще он не произносил такой отъявленной лжи!
Дверь открылась, и Казанова увидал в комнате, кроме почтенных родителей красавицы, самую пугливую козочку из исповедальни.
— Сеньор, — сказал он отцу без всяких колебаний, — я иностранец, большой любитель балов и танцев, особенно фанданго. Но у меня нет дамы… И я пришел, чтобы почтительно попросить у вас разрешения сопровождать на бал вашу дочь. Человек я честный… А после бала я со всем почетом доставлю ее домой!
— Сеньор, — ответил хозяин дома, — я не имею чести знать вас, и не уверен, согласится ли моя дочь Игнация отправиться с вами на бал!
Игнация из исповедальни покраснела как вишня, но ответила:
— Я почту себя счастливой быть дамой сеньора на балу.
Вслед за тем дон Диего — имя отца, это почти всегда имя отцов, — осведомился у кавалера о его адресе и фамилии и обещал ему завтра в двенадцать часов сообщить свой ответ.
На другой день отец дал свое согласие на просьбу Казановы, причем раньше очень ловко добыл себе заказ от Казановы: он был башмачник, хотя и благородного происхождения, и шил только на аристократические ноги.
Игнация получила от Казановы домино, маску и перчатки. Вечером он был уже у крыльца одноэтажного домика, где и поджидал ее с нетерпением. Отец остался дома. Маменька сопровождала их на бал, но там скоро заснула. Когда Казанова и донья Игнация вошли в зал, танцы уже были в полном разгаре. Но только в 11 часов громкий удар в турецкий барабан возвестил о начале фанданго.
Три предшествующих часа прошли в полном молчании, так как Казанова, несмотря на свои уроки испанского языка, не знал из него и трех слов. Однако, пылкий танец, все фигуры которого не что иное, как жгучие выражения страсти, развязал его язык, и вдохновил его на пламенное объяснение в любви, которое Игнация отлично поняла. Впрочем, она объяснила ему, что должна хорошенько подумать, прежде чем дать ему ответ, и что зашьет в подкладку домино записку, которую он и получит завтра утром, когда пришлет за домино.
Вот, что на другой день после бала Казанова с удивлением прочел в обещанной записке:
«Дон Франциско де Рамос, мой возлюбленный, повидается с вами и скажет вам, что вы можете сделать для моего счастья».