— Как так?! Я ж…
— И никакого убийства он не видал. Говорит, всю ночь проспал под боком у жены, — сообщил Иван.
Давыдов в ответ только выругался.
— А все это я выдумал сам? Трупы есть, состав преступления, так сказать, налицо!.. Скорее всего, его запугали, вот он и открещивается от сказанного мне… В любом случае, мы уже знаем достаточно, чтобы взять Фролова.
Иван пристально посмотрел на него и сказал:
— Есть одна махонькая закавыка… Видишь ли, Грачев, конечно, трус, его могли запугать и все такое прочее, но… Он не мог так быстро вернуться из станицы, как не мог приехать туда утром опосля убийства, факт!
— Это по какой такой причине?
— По той простой причине, что у него нету и никогда не было коня, а на своих двоих, сам понимаешь…
— Он мог взять у кого-нибудь…
— Ежели так, то тогда весь хутор уже знал бы об убийстве, — возразил Иван. — Уж мы-то с Атаманчуковым точно. И вообще, удивительно, что до се никому не проболтался.
— Боялся, что Фролов прознает, — ответил на это Давыдов.
Иван ухмыльнулся.
— Но тому, у кого брал коня, он должон был сказать, по какой надобности ему нужон конь? Не думаю, что кто-нибудь ночью даст своего коня просто так!
Давыдов махнул рукой.
— Ладно, не будем зря ломать головы. С Грачевым после разберемся. Поехали!
Они промчались по хутору и остановились у подворья Фроловых. Жители хутора, попадавшиеся по пути, удивленно смотрели им вслед, гадая, чем вызван приезд такого количества милиционеров.
Люди Давыдова окружили дом, сам начальник районного отделения милиции с Иваном пошли в хату. На их стук никто не отозвался. Ребята Давыдова осмотрели надворные постройки, но никого не обнаружили. В конюшне стоял оседланный конь, значит, хозяин был где-то поблизости.
— Он в хате, я чую это! — сказал шепотом Давыдов.
Он стоял, прислонившись к стене спиной, держа в руке наган. Иван тоже достал из кармана оружие и взвел курок. Ему почему-то вдруг показалось, что они совершили какую-то ошибку, которая должна была привести к плохим последствиям…
В тот момент, когда один из милиционеров занес приклад винтовки, чтобы выбить дверь, с крыши конюшни ударил пулемет. Но за мгновение до этого какая-то неведомая сила отбросила Ивана в сторону, уводя от пуль. Он упал на землю, успев заметить, что на крыше конюшни стоит Тит Фролов с ручным пулеметом в руках. Иван выстрелил по нему из своего нагана, но промахнулся. Гулко ухнул взрыв, послышались крики.
Когда пыль, поднятая взрывом, улеглась немного, Иван увидел одиноко стоящий на крыше пулемет. Фролова нигде не было видно. Где-то снаружи сухо трещали винтовочные выстрелы. Он осмотрелся и увидел нескольких милиционеров, лежащих на земле. Все они были мертвы. Пулеметная очередь и последовавший за этим взрыв не оставили им шансов. Иван же уцелел буквально чудом, даже ни одной царапины не было на теле…
Давыдов был еще жив, хотя было ясно, что долго он не протянет. На губах начальника районного отделения милиции пузырилась кровавая пена, форменная гимнастерка вся пропиталась кровью. Он тяжело дышал, было видно, что каждый вдох и выдох дается ему с большим трудом.
Иван подошел и склонился над ним. Давыдов попытался что-то сказать, но закашлялся. С уголка губ потекла струйка крови. Ивану достаточно было посмотреть один раз, чтобы понять, насколько плохи были у того дела.
— Где Фролов? — наконец, с трудом удалось выдавить из себя Давыдову.
— Похоже, ушел, — ответил Иван. — Но ничего, мы обязательно возьмем его, пусть для этого нам и придется перерыть всю округу.
— Поздно, просчитались мы, — прошептал в ответ на это Давыдов. — Слушай… Пошли в станицу человека, пусть Мохов подключается… Организуй наблюдение за всеми местами, где он могет объявиться… Скажи Ваське, пусть пощупает его родственников…
Давыдов замолчал, словно собираясь с силами. Когда же Иван посмотрел на него, тот был уже мертв. Глаза неподвижно смотрели на него, нижняя челюсть безвольно отвисла.
— Спи спокойно, дорогой товарищ, мы выполним твою последнюю волю, достанем энтого гада! — тихо произнес Иван, опуская рукой веки мертвеца…
XI
Дарья остановила бричку возле небольшого двухэтажного здания районного ГПУ и вошла внутрь. Здание представляло собой бывший купеческий дом. На первом этаже некогда располагалась лавка купца. Теперь же стойка, за которой раньше стоял расторопный приказчик, и перегородка, отделявшая магазин от остального дома, были сломаны, а первый этаж разгородили на кабинеты. Девушка удивилась тому, что дом уцелел, в то время как многие здания, принадлежавшие богатеям, были разграблены и сожжены во время гражданской войны.
Сразу у входа находилась небольшая комнатенка, в которой сидел дежурный. Он критически оглядел Дарью с ног до головы и осведомился, что она хочет. Девушке не понравилось, как посмотрел на нее этот сотрудник ГПУ, уж больно оценивающим был его взгляд, но она промолчала, хотя колкое замечание так и крутилось на кончике языка.
— Я — дочка Гришина Степана Прокопьича, его вчера арестовали, — сказала она. — Мне бы хотелось повидаться с ним или хотя бы узнать о его судьбе.
Дежурный сказал ей:
— Подымешься на второй этаж в десятый кабинет. Там все узнаешь.
Дарья прошла по небольшому коридорчику и поднялась наверх по скрипучей деревянной лестнице. Разыскала десятый кабинет, постояла немного, чтобы унять волнение, и постучала.
— Да, да, войдите, — услышала она в ответ.
Девушка открыла дверь и вошла. Из-за стола навстречу ей поднялся энергичный, но уже немолодой мужчина в форме. Дарья представилась. Мужчина посмотрел на нее с явным интересом и сказал:
— Дарья Гришина? Проходите, садитесь. Я — начальник райотдела ГПУ Василий Михайлович Мохов.
Он подал ей стул. Девушка поблагодарила и села. Положила на колени узелок, в котором была передача для отца, поправила цветастый платок, накинутый на плечи, и посмотрела на мужчину. Тот рассматривал ее с явным восхищением, от этого взгляда девушка даже смутилась. Она знала, что красива, но никто раньше столь явно не указывал ей на это. Легкий румянец смущения заиграл на ее щеках, она вынуждена была опустить взгляд и спросить:
— Чего это вы меня так разглядываете?
Мохов непринужденно рассмеялся.
— А вы очень красивая, Дарья! Не понимаю, чего Ивану было надо?
При упоминании Вострякова Дарья сразу вернулась с небес на землю, вспомнив, зачем она сюда пришла. Ей, конечно, понравилось такое внимание со стороны мужчины, но не стоило забывать, где она находилась.
— Василий Михалыч, я по поводу моего отца, Гришина Степана Прокопьича. Мне бы хотелось с ним повидаться, передать посылочку из дому. Ну, и узнать, как у него дела, когда его выпустят.
Глаза Мохова, до этого лучившиеся весельем, немного лукавые, вдруг сразу стали серьезными. Он вернулся за стол и сел на свое место.
— Даша, вы — взрослый человек и уже все должны понимать. Было совершено неудачное покушение на секретаря партийной ячейки вашего хутора, преступление политического характера, попахивающее контрреволюционным заговором. У вашего отца были обнаружены неопровержимые улики — сапоги, чьи отпечатки найдены около хаты Вострякова, и обрез, из какого в него стреляли. В данный момент ведется следствие.
— Но отец не имеет к этому никакого отношения! — в отчаянии воскликнула Дарья. — Все это ему подкинули!
Начальник районного ГПУ покачал головой.
— Следствие покажет, имеет или не имеет. Ежели нет, его отпустят. Ежели да…
Он не договорил, но Дарье и так было понятно, что в таком случае отцу ничего хорошего ждать не приходилось.
— А ежели будут доказательства евонной невиновности?
Теперь уже Мохов взглянул на нее с нескрываемым интересом.
— Тогда другое дело. Но доказательства должны быть не голословными.