Освободившись, Иван решил осесть в Ростове-на-Дону. Там жила его тетка по матери, которая приютила его на первое время. С работой поначалу были проблемы, но Ивану удалось устроиться в один из гаражей автомехаником. Навык в этом деле он получил еще в лагере, когда у лагерного начальства сломалась машина. Тогда один из заключенных вызвался починить ее, а Иван взялся помогать ему. Машину они починили, но с тех пор до самого освобождения они чинили всю технику, имеющуюся у охраны…
Устроившись, Иван занялся поисками Дарьи и своей дочери. Первая как сквозь землю провалилась. А вот с дочкой…
Еще в лагере Ивану стали сниться странные сны. Он видел маленькую девочку, которая протягивала к нему ручки и звала: «Папа, папочка, где ты? Забери меня отсюда!» И он искал, искал ее до самой войны…
Начал Иван с того, что определил примерную дату рождения дочери. У них с Дарьей было не так много ночей, когда она могла забеременеть, поэтому это не было слишком сложным делом. Потом он обошел все отделения милиции и опросил работавших там сотрудников. По родинке на плече и примерной дате рождения ему удалось выяснить, что был всего лишь один ребенок, девочка, подходящий под эти приметы. На его счастье в этом отделении еще работал тот самый милиционер, который обнаружил подброшенного ребенка и занимался его оформлением. Девочку отправили в один из детских домов…
Воодушевленный таким началом, Иван поехал в этот детский дом, но там его ждало разочарование. Девочки там не оказалось. Она прожила в этом детском доме несколько лет, потом ее отправили в другой. Но и по следующему адресу она надолго не задержалась…
В конце концов, следы девочки затерялись. Иван не понимал, с чем были связаны эти частые переводы из одного детского дома в другой. Персонал не мог дать вразумительного ответа, люди юлили, не говоря всей правды. И лишь в одном детском доме нянечка шепотом рассказала ему, что с приездом Насти у них начали происходить страшные и зловещие вещи. Стоило кому-то обидеть девочку, и с этим человеком обязательно случалась какая-нибудь беда. Вот ее и отправили от греха подальше в другой детский дом. Единственное, что теперь знал Иван, это то, что девочку назвали Настей и дали фамилию Ростовой…
А потом началась война. Иван одним из первых подал заявление с просьбой отправить его добровольцем на фронт, и в июле сорок первого года уже оказался в своем первом окружении…
Под вечер им попалась одиноко стоявшая будка полеводческого стана, в которой раньше ночевали колхозники во время работы на полях. К ней вела пыльная, разбитая дорога, за которой до самого горизонта простирались неубранные хлеба. Видимо, наступление немецких войск застало местных жителей врасплох, раз они не успели даже уничтожить урожай, который ни в коем случае не должен был достаться врагу…
Капитан Стрельцов сделал знак, и его маленькая колонна остановилась.
— Востряков, Раков, пойдете со мной. Остальным ждать моего сигнала.
Иван опустил на землю противотанковое ружье, взял наизготовку автомат и осторожно двинулся вслед за командиром. Они подошли к будке. На двери не было замка, значит, в будке мог кто-то находиться в данный момент.
Иван встал с одной стороны двери, Раков — с другой. Они прислушались. Изнутри доносилась какая-то подозрительная возня и бормотание. Стрельцов быстро распахнул дверь, и они сразу же заглянули внутрь, готовые в любой момент пустить в ход оружие…
Поначалу глаза, после солнца непривычные к темноте, ничего не могли разглядеть. Потом постепенно вырисовались около десятка детских силуэтов. Но еще раньше, чем солдаты сумели разглядеть их, они услышали радостный крик:
— Это наши! Наши!
В следующий момент детвора с криками облепила их. Растерявшиеся от такой неожиданности солдаты не знали, что им делать. А дети уже карабкались им на плечи, хватали за руки, за ноги, плакали и смеялись…
Иван разглядел, что их было десять человек, начиная лет с четырнадцати и заканчивая карапузами, которым было не более трех лет от роду. Но была с ними и молодая, симпатичная женщина, лет двадцати двух-двадцати трех, одетая в простенькое легкое платьице, настолько потрепанное и запыленное, что теперь нельзя было сказать, как оно выглядело изначально. Не лучше выглядела и детская одежда. Было хорошо заметно, что дети испытывали в последнее время большую нужду…
— Капитан Стрельцов! — представился бывший начальник заставы, держа в обеих руках по ребенку, которые доверчиво прижались к нему и, видимо, совсем не хотели слазить. — Что вы тут делаете?
— Прячемся от немцев, — ответила девушка, стоявшая скромно в сторонке. — Мы — детдомовские, я — их учительница. Наш эшелон разбомбили, здесь все, кого мне удалось собрать.
— А как вы очутились здесь?
— Мы шли пешком, сбились с пути. Немцы далеко, товарищ капитан?
— Сами не знаем… Кстати, как вас зовут?
— Катя, — ответила девушка.
— Так вот, Катя, — ответил Стрельцов, — по всей видимости, мы находимся в тылу у немцев.
Девушка восприняла это сообщение спокойно. По крайней мере, на ее лице ничего не отразилось…
— Я догадывалась об этом. Сначала канонада перегнала нас, а теперь ее и вовсе не слышно.
— Вот такие пироги, Катерина, — Стрельцов обернулся к Ивану. — Востряков, зови наших, будем устраиваться на ночевку.
Иван осторожно освободился от детей, облепивших его, и направился к выходу. И вдруг замер на месте, как вкопанный. Перед ним стояла девочка лет тринадцати-четырнадцати с длинными черными волосами, заплетенными в тугую косу. Иван моргнул глазами, но прогнать наваждение не мог. На него смотрела Дарья, только совсем молоденькая. Такая, какой он помнил ее, когда вернулся в родной хутор со службы в Красной Армии в двадцатых годах…
Девочка испытующе глядела на него своими черными красивыми глазищами, а в душе его творился самый настоящий переполох. Целая буря чувств бушевала внутри него. Неужели такое возможно? Столько искал ее, а довелось встретить здесь, на войне, при таких неблагоприятных обстоятельствах…
— Тебя как звать, егоза? — поинтересовался он, стараясь унять волнение.
— Настя, — ответила девочка. — А тебя?
— А меня — дядя Иван, — он подошел к ней ближе. — А как твоя фамилия?
— Ростова, — сказала она и добавила. — Это потому что меня в Ростове в милицию подкинули, вот и дали такую фамилию.
Все сходилось. И примерный возраст, и имя, и фамилия, и даже обстоятельства, при которых она попала в детский дом. Руки Ивана затряслись, на глаза наплыла какая-то пелена. Он почувствовал, что вот-вот заплачет, и поспешил отвернуться.
— Востряков, ты все еще здесь? — сказал Стрельцов, увидев Ивана, который так и не вышел из будки, чтобы выполнить указание командира.
— Подожди меня здесь! — сказал он, словно девочка могла исчезнуть куда-то, и поспешил наружу…
Бойцы быстро расположились внутри будки. Было, конечно, тесновато, зато более безопасно. По крайней мере, шнырявшие в небе немецкие самолеты, которые не раз досаждали им за время пути, не могли заметить их…
— Итак, теперь вы в курсе событий, Катерина, — продолжал тем временем Стрельцов свой разговор с учительницей. — Я думаю, вам лучше остаться в каком-нибудь из хуторов и дождаться, пока Красная Армия не освободит эти места от фашистов.
— А как же вы?
— Мы — другое дело. Мы — бойцы Красной Армии, нам необходимо пробиться к своим… Конечно, не все из нас дойдут, кто-то может погибнуть, но на то мы и солдаты, чтобы сражаться. А у вас — дети, вы не имеете права рисковать их жизнями.
— Наверное, вы правы, — согласилась с ним Екатерина…
Стремительно темнело. Бойцы разделили свои более чем скудные припасы с детьми, которые уже давно ничего не ели. После этого скромного ужина Иван отправился на крышу будки, где расположился пост наблюдения. Вместе с Раковым ему предстояло отстоять два часа вахты, пока их не сменит кто-нибудь из бойцов.