Когда они оказались в гостиной, Леона, глубоко вздохнув, подошла к герцогине и выждала мгновение, прежде чем ей удалось привлечь к себе внимание.
— Что такое, моя прелесть? — спросила герцогиня, едва заметив, что Леона желает поговорить с нею.
— Я должна попросить извинения у вашей милости, — ответила Леона. — У меня так ужасно болит голова, что мне кажется, будто мой лоб раскалывается надвое.
Если я потихоньку поднимусь к себе наверх, никто не заметит моего отсутствия, но мне ни в коем случае не хотелось бы вас затруднять.
— О, моя дорогая, я очень сожалею! — воскликнула герцогиня, сама доброта и сочувствие. — Позовите Мари, как только окажетесь у себя в комнате, и попросите ее принести мою нюхательную соль, а если вы не сможете заснуть, примите небольшую дозу лауданума.
Я всегда прибегаю к нему, когда у меня случается мигрень. — После короткой паузы она добавила:
— Вы одержали множество побед сегодня вечером. Я не сомневаюсь, что, когда джентльмены присоединятся к нам, они будут разочарованы, не застав вас здесь.
— Мне бы хотелось остаться, — пробормотала Леона слегка рассеянно. — Но у меня стучит в висках, и мне кажется, что слишком многолюдное общество может меня утомить.
Она действительно чувствовала сильнейшую пульсацию в висках и в сердце тоже, охваченная внезапным страхом и мрачными предчувствиями при мысли о лежавшей на ней обязанности.
— Не забудьте непременно позвонить Мари, — увещевала ее герцогиня, и, когда Леона добралась до своей комнаты, она решила, что будет лучше довести игру до конца, поступив так, как ей сказали.
Мари была столь же исполнена сострадания, как и герцогиня.
— Mon Dieu, quel dommage!18 — воскликнула она, — Как раз тогда, когда ma'm'selle выглядит так привлекательно. Helas19, придется подождать до следующего раза. Я принесу нюхательную соль.
Она поставила ее рядом с кроватью вместе с еще каким-то флаконом и помогла Леоне раздеться.
— Я не стану принимать лауданум, — сказала Леона, — разве только если меня будет мучить бессонница. Сейчас я так устала, что единственно прошу меня не беспокоить. Пожалуйста, не позволяйте никому будить меня.
— Non, non20, — ответила Мари. — Никто не потревожит ma'm'selle. И если вам что-нибудь понадобится или ночью вы вдруг почувствуете себя плохо, вам следует всего лишь дернуть за шнурок звонка у кровати. Он проведен прямо в мою спальню, и я сразу же приду к вам.
— О, спасибо. Мари, вы так добры, — произнесла Леона со вздохом.
Она испытывала невольные угрызения совести оттого, что ей приходилось обманывать людей, относившихся к ней с такой искренней симпатией.
Мари окинула взглядом комнату.
— Думаю, больше вам ничего не потребуется, ma'm'selle, — сказала она. — Сейчас мне пора идти ужинать. Если вам что-нибудь будет нужно в течение ближайшего часа, будьте так любезны позвонить в колокольчик у камина. Потом я должна быть наверху.
— Благодарю вас, — отозвалась Леона. — Но мне ничего не понадобится, я уверена в этом.
Как только Мари удалилась, Леона соскользнула с постели, заперла дверь и принялась снова одеваться. По чистой случайности она захватила с собой в Клантонбери среди прочих вещей амазонку, подумав, что Хьюго и лорд Чард, вероятно, станут настаивать на том, чтобы она поехала вместе с ними взглянуть па собачий питомник, о котором они с таким увлечением рассказывали.
Эта амазонка когда-то принадлежала ее матери, но, несмотря на то что была уже довольно старой, прекрасно сохранилась. Леона была признательна судьбе за то, что догадалась взять ее, так же как и ботинки для верховой езды, хотя ей потребовалось некоторое время, чтобы найти их в одном из многочисленных массивных шкафов, стоявших в комнате. Ей не удалось, однако, разыскать свою шляпу, и поэтому девушка завязала тонкую косынку вокруг своих завитых по последней моде волос и, подобрав перчатки и хлыстик, на цыпочках подошла к двери. Она отперла ее и прислушалась… повернула с величайшей осторожностью ручку, чуть приоткрыла дверь и снова прислушалась.
Откуда-то снизу до нее доносились отдаленные голоса дам, джентльмены все еще находились в столовой.
Судя по всему, в коридорах не было ни души.
Она выскользнула из комнаты и плотно прикрыла за собой дверь. Хьюго подробно рассказал ей, как пройти, предварительно обследовав эту часть дома.
— Иди в правую сторону, сверни в первый коридор, ведущий налево, потом снова направо и дальше прямо до тех пор, пока не выйдешь на лестничную клетку, — говорил он.
Все это оказалось гораздо дольше, чем она предполагала, и Леона уже решила, что, возможно, ошиблась поворотом, когда наконец обнаружила узкие, едва различимые ступеньки, ведущие, как объяснял ей Хьюго, на нижний этаж. Там находилась маленькая прихожая, дверь которой, выходившая наружу, была не заперта — должно быть, об этом позаботился Хьюго. Открыв ее, Леона почувствовала, как в лицо ей ударил резкий порыв холодного ветра, и очутилась рядом с зарослями лавровых кустов. Осторожно обойдя их, она вышла на подъездную аллею и в тусклом свете закатного солнца, пробивавшемся сквозь сумерки, различила очертания стоявшей под развесистыми ветвями дуба лошади. Подойдя поближе, она увидела, что лошадь держал под уздцы совсем еще молодой, простоватый на вид парень с конюшни, и догадалась, что Хьюго подкупил его.
— Вот вы где, миледи! — воскликнул он, едва заметив ее. — Я уже боялся, что пришел не на то место.
— Нет, именно здесь я ожидала вас найти, — отозвалась Леона.
Взглянув на лошадь, она узнала в ней Кингфишера21, любимого жеребца Хьюго, и подумала, что только настоятельная необходимость и срочность ее миссии могла вынудить брата оседлать его. Пока конюх помогал ей взобраться в заранее приготовленное дамское седло, она надеялась в душе, что Хьюго по крайней мере щедро заплатил ему за то, что ради их спасения он сам рисковал попасть в беду.
— Я очень благодарна вам за то, что вы сделали для нас, — произнесла она чуть слышно, не решаясь повысить голос.
— Не стоит, миледи, — ответил парень. — Мне пора уносить ноги, пока кто-нибудь меня не заметил. Тот важный малый, который приказал мне быть здесь, говорил, что никто ни о чем не узнает, пока я буду держать язык за зубами.
— Тогда помните: никому ни слова, — тем же тоном добавила Леона.
Она слегка подхлестнула Кингфишера, и умное животное тотчас подчинилось ей, резко устремившись вперед, как будто жеребец догадался, что возвращается домой, и был бы рад снова оказаться в своем привычном стойле.
Хьюго описал ей дорогу, но Леона понимала, что от нее потребуется вся ее ловкость и сообразительность, чтобы добраться до Ракли примерно в то время, на которое он рассчитывал. Она бросила прощальный взгляд на парк, отыскала во тьме тропинку, ведущую к гряде меловых холмов, и пустила коня ровной рысью.
По резвости и бодрому бегу Леона догадалась, что Кингфишера не разминали, как обычно, этим утром.
И все же необходимо было беречь его силы. Им предстоял путь длиною по меньшей мере в восемь миль и — если ей повезет — ровно столько же миль обратно.
Мысленно она задавалась вопросом: не слишком ли оптимистичными были заверения Хьюго, что она успеет вернуться в Клантонбери и никто не заметит ее отсутствия? У нее возникло ощущение, что он явно опережал события или, вероятно, просто хотел убедить самого себя, что это и в самом деле возможно.
— Если меня не будет здесь завтра утром, что ты скажешь тогда? — спросила она его.
Он отвел глаза в сторону и ответил совершенно серьезно:
— Я объясню, что ты соскучилась по дому, что ты, должно быть, вернулась потому, что беспокоилась о своих животных. Я постараюсь убедить всех, что ты не посвятила меня в свои намерения.
Слушая его, Леона понимала, что лорд Чард не поверит ни единому его слову. Однако она выбросила эту мысль из головы. Для нее сейчас имело значение лишь одно: сумеет ли она справиться со своей задачей, достигнув Ракли-Касл.