Ты интересна, пока он держит руку на тебе.
Не можешь любить – сиди дружи!
Вино – как женщина. Только перебродив, оно приобретает настоящий вкус.
Женщину легче поменять, чем понять.
Кто женился на молодой, расплатился сполна: она его никогда не увидит молодым, он её никогда не увидит старой.
Чем мне нравятся «мини» – видишь будущее.
А вообще мой дамский цветник давно превратился в гербарий.
Любить – значит говорить с каждым пальчиком отдельно.
Одно неловкое движение – и вы отец.
Я хочу вместо термометра вывесить Наташу за окно и смотреть среди ночи.
– Бр-р.
– Сколько?
– Градусов семь.
– Чёрт! Беру тёплое одеяло.
Она с собой несла три радости: приезд, пребывание и отъезд.
Лучшие женщины смотрят вам прямо в глаза, что бы вы с ними ни делали.
Хорошенькая журналистка пылко сказала:
– Я всем своим существом за многопартийность, я всем своим существом за демократию.
Присутствующим мужчинам это так понравилось, что они тут же стали подходить:
– А что вы сегодня вечером делаете?
Мы за что боремся всю жизнь? Чтобы придя ночью, улёгшись в постель, обняв жену, услышать: «Миша, ты?»
Узнала!
Ты полтора часа сидела, раскрыв рот, ожидая, что во второй серии что-то произойдёт. А ничего и не произошло. Как к тебе относиться после этого?
– Дорогая, ставьте чайник на огонь и идите быстрей ко мне.
– Простите, на большой огонь ставить?
Трудно расстаться только с первым мужем, а потом они мелькают, как верстовые столбы.
– Да! Я люблю тебя, а сплю с другими.
– Почему?
– Время такое.
Мадам, мы с вами прекрасно дополняем друг друга. Я умный, весёлый, добрый, сообразительный, незлопамятный, терпеливый, интеллигентный, верный, надёжный, талантливый….
Мужчина – это профессия.
Женщина – это призвание.
И наоборот!
Насколько всё упростилось: измену прощают, но если во время измены она плохо о муже говорила – нет ей прощения.
А вы когда-нибудь лежали с красивой балериной параллельно, совершенно не пересекаясь?
И вдруг я обиделся на женщину, которую забыл.
В чём радость советской женщины?
С огромным трудом купить красивые туфли, прийти в них в театр и встретить ещё шестнадцать человек в таких же.
Она посмотрела на часы:
– Ой! Уже десять. Что скажет мама?
И тут же успокоилась.
Через час опять случайно посмотрела:
– Ой! Уже одиннадцать. Что скажет папа?
И успокоилась…
Как только её взгляд падал на часы:
– Ой! Уже шесть! Что скажут на работе?
Крики повторялись каждый час. Потом она забылась лёгким, праздничным, дачным сном.
«Выпьем за женщин, которые до сих пор, – и он показал рукой, – нас волнуют».
У меня в коммуналке жила склеротическая подслушивалка. Бабка-склеротичка. Всё подслушивала, но всё забывала. Это большая трагедия.
«Ты прав», – сказала жена, но разговаривать перестала.
Гляжу на Вас и думаю: как благотворно влияет на женщину маленькая рюмочка моей крови.
Их девиз: встретил женщину – бери, не взял – не встретил.
Она: «Хочешь, я помолчу? Поверь мне, я ещё никому этого не предлагала».
Девица без зубов и без штанов закричала: «Какие люди!..» Я сказал: «Тсс». Она сказала: «Понял».
У нас в Одессе появление женщины торжественное.
Дверь открывается, начинается грудь, грудь, грудь, грудь.
Потом плечи, плечи.
Потом зад, зад, зад.
Потом – бант, красный огонёк – всё, женщина кончилась.
Она кричала и плакала:
– Какие вы, мужчины, все одинаковые – и отец, и брат, и ты. Вы все говорите одно и то же: не бросай незастеленную постель, не оставляй грязную посуду, не ешь семечки в постели, не бросай одежду посреди комнаты, не оставляй мусор на ночь.
И ты уже, казалось бы, в Москве, уже культурный человек – и то же самое.
Она такая маленькая, такая маленькая, чистенькая, беленькая.
А он такой здоровый, грязный, кривоногий.
Она такая аккуратная, нежная, стильная.
А он такой жуткий, чёрный, волосатый.
И я отца его знаю: такой грязный, здоровый, вонючий, кривоногий.
А мама у них такая маленькая, беленькая, чистенькая.
Как они сошлись?
И родили такого здорового, грязного, кривоногого, который вертит и мучит эту маленькую, нежную, чистенькую, хрупкую.