Паскаль уперся лбом в холодное и темное стекло. За его спиной в своей теплой постельке мирно посапывала Марианна. Эта комната была наполнена покоем и мягкими игрушками, которые так нравились дочери. Рядом с кроватью лежала книжка, которую он читал ей на ночь, а на тумбочке стоял небольшой ночник в форме совы с опущенными крыльями, который Паскаль купил во время одной из своих поездок, памятуя о том, как Марианна боится темноты. Только вот где? В Лондоне? Нью-Йорке? Париже? Риме? Он уже не помнил. Его память была сейчас бессильна оживить этот эпизод из прошлого. И несколько минут назад он был бессилен вдуматься в то, что вслух читал дочери. Стоя у окна точно так же, еще до того, как начать читать сказку, Паскаль на противоположной стороне улицы видел того же мужчину и с другой женщиной. Он сразу узнал их – высокого мужчину и худощавую женщину, которая, разговаривая с ним, так старательно отворачивалась от окон дома, где находился Паскаль.
При виде той пары холод сковал его сердце. Он продолжал стоять у окна не в силах шевельнуться. Он видел, как Макгуайр, оставив Джини одну, пересек улицу и вошел в соседний дом. И как раз в тот момент, когда Паскаль решился спуститься вниз, чтобы поговорить с Джини, вернулся Макгуайр. Они ушли. Паскаль заметил, как она взяла Макгуайра под руку. При виде этого жеста – такого обыденного, простецки-фамильярного, словно общались не любовники, а всего лишь сослуживцы, – Паскаль почувствовал, как сердце его разрывается от ревности и боли. Ну вот, теперь у него и это отняли: отныне ему уже не суждено почувствовать прикосновения к своему локтю нежной и в то же время энергичной руки любимой женщины.
Сейчас, отвернувшись от окна, Паскаль пытался внушить себе, что все сложилось как нельзя лучше. Ему повезло в том, что он не успел на самолет, что видел все это, что сумел превозмочь в себе желание спуститься на улицу и поговорить с Джини. Все указывало на то, что она как ни в чем не бывало продолжает работать вместе с Макгуайром, несмотря на утреннюю сцену, после которой он, Паскаль, все еще не мог опомниться. Он до сих пор едва мог двигаться, ничего не замечал вокруг себя, не соображал, не чувствовал. Он ненавидел затяжные расставания. Да, он решил остаться в Париже, но это ничего не меняло в его планах. Все, что нужно, было уже сказано. Пути назад не было.
Глядя на спящую дочь, Паскаль ощутил, как боль отпускает его сердце, сменяясь безбрежной любовью. Склонившись, он осторожно поцеловал Марианну в лоб и тихо вышел из комнаты.
Паскаль оказался в пышной гостиной, где Элен, неподвижно сидя в кресле, читала.
– Долго же вы, однако… – С улыбкой вглядевшись в его лицо, Элен закрыла книгу. Паскаль взял с дивана свой плащ.
– Да… Ничего не поделаешь, хорошую сказку всегда приходится читать дважды. К тому же мы поболтали немного. Кажется, она сильно нервничает перед завтрашним походом к зубному. Ты же знаешь, какая она…
– Ах, выбрось это из головы. Все с ней будет в порядке. Подумаешь, небольшая пломбочка. Можешь сам сводить ее туда, если хочешь. С тобой для нее даже посещение дантиста в радость. – Элен поднялась из кресла.
Интересно, избавится ли она когда-нибудь от этой своей привычки вечно выворачивать все шиворот-навыворот, выискивать в хорошем пусть каплю, но плохого? Даже комплимент эта женщина умудрялась преподнести с подтекстом, звучащим насмешкой. С тех пор как Элен вышла замуж снова, отношения между ними заметно наладились, но и сейчас она не упускала возможности отпустить шпильку в адрес своего бывшего мужа.
– Выпей что-нибудь. – Элен направилась к столику с напитками. – Расслабься, Паскаль, не надо быть таким зажатым. Ральф будет только через час, не раньше. Надеюсь, ты сможешь вытерпеть еще минут десять в моей компании? Я по тебе вижу: тебе просто необходимо пропустить стаканчик.
– Ладно, уговорила. Я и в самом деле не отказался бы от виски. Так что спасибо тебе. Только мне все равно нельзя у тебя задерживаться. Нельзя, нельзя… – Он начал бесцельно бродить по комнате из угла в угол, в то время как Элен доставала стаканы. Ему подумалось о том, что новый муж смог дать Элен все те материальные блага, которых не мог дать ей он, Паскаль. Теперь у нее было все, что она всегда хотела иметь. Глядя на эту комнату, обставленную дорогой мебелью, сплошь устланную коврами, обвешанную модными, но вполне заурядными картинами и тяжелыми гардинами, невозможно было отделаться от впечатления, что перед тобой декорации спектакля, действие которого происходит в благополучные тридцатые годы. Если верить Элен, то квартира была оформлена в соответствии с ее собственными пожеланиями одним из лучших парижских дизайнеров по интерьеру. У ее теперешнего супруга Ральфа, кажется, были более простые вкусы, но Элен, как и следовало ожидать, быстренько обратила его в свою веру.
Паскаль опустился на диван, обтянутый вощеным ситцем, в рисунке которого преобладала флора. Опустив руку на вытканные розы с поникшими головками, он взял из рук Элен стакан с виски. Она пододвинула ему два небольших серебряных блюдечка с фисташками и оливками. Угощение было поставлено на стеклянный кофейный столик размерами с аэродром. На нем, кроме того, стояла ваза с лилиями и возвышалась стопка книг, предназначенных исключительно для того, чтобы украшать собой кофейные столики. Все книги были с картинками. О домах, фарфоре, коврах, художественных полотнах, мебели, одним словом, обо всем, что можно купить за деньги. «Интересно, заглядывал ли в них кто-нибудь хоть раз?» – задался вопросом Паскаль.
На Элен было шерстяное платье цвета красного вина, великолепно подчеркивающее достоинства ее фигуры. Ее темные волосы были подстрижены по-новому, и эта прическа действительно ей очень шла. Украшения она теперь носила дорогие, но неброские. «Отлично выглядит, – мысленно заключил Паскаль, впервые за весь вечер как следует приглядевшись к своей бывшей супруге. – Самоуверенна, богата, привлекательна». Элен выглядела женой человека со средствами. В душе Паскаля шевельнулась смутная догадка о том, что именно так она, должно быть, хотела выглядеть всю жизнь, чуть ли не с рождения, только не делилась своими сокровенными мечтами с ним.
Как мог он быть женатым на этой женщине целых пять лет, но так до конца и не узнать ее? Мысль о том, что он настолько грубо просчитался в оценке ее человеческих качеств, окончательно испортила Паскалю настроение. Элен любила материальные ценности – в этом и заключалась вся ее суть. Все было предельно просто. Но Паскаль не сразу увидел это, потому что сам был другим.
А может быть, когда он впервые встретил ее, она тоже была иной? Паскаль и сейчас помнил, как взахлеб они разговаривали о политике, театре, книгах, фильмах. Он ни секунды не сомневался, что Элен искренне всем этим интересуется. Наверное, он ошибался. Точно так же он ошибся и с Джини.
«А ведь я фотограф, – сокрушенно размышлял Паскаль. – Моя работа, вся моя жизнь заключается в том, чтобы видеть, а выходит, что я слеп как крот». Опрокинув в рот одним махом виски и не обращая внимания на недовольную гримасу на лице Элен, он закурил сигарету.
Элен между тем не просто морщилась – она пристально наблюдала за ним.
– Что с тобой, Паскаль? Только не отпирайся. Я же вижу, что-то у тебя не в порядке. На тебе лица не было, когда ты сюда явился. Да и сейчас вон какой хмурый. – Она замолчала, отрешенно разглядывая лицо бывшего супруга. – С Джини поругался, что ли?
– Давай не будем об этом, Элен, а? Просто я устал как собака, и поверь, твой очередной допрос совершенно не доставляет мне сейчас удовольствия.
– Ну, как хочешь. – Она равнодушно пожала плечами. – Хотя все и так видно. Ты должен научиться обсуждать свои проблемы с другими, Паскаль. От того, что ты перевариваешь все в себе, тебе только хуже становится.